Камню голову, а потом всадил по пуле в голову каждому. Они все стонали и молились, а потом стало тихо, потому что все они умерли, и мне показалось, что и мы все умерли...".
Я не знаю, что сказать.
Ковбой сплевывает, лицо как камень в испарине.
– Когда СВА отошли, служаки послали арвинских Черных Пантер на захват Запретного города. Блин. Здесь никого не осталось, только отделения тыловой охраны. Мы долбили СВА, они долбили нас, а потом служаки послали вперед арвинов, и типа чертовы эти арвины все и сделали. Мистер Недолет сказал, что это их страна, сказал, что мы тут только помогаем, сказал, что это позволит поднять боевой дух вьетнамского народа. В жопу весь этот вьетнамский народ. Дикие кабаны из крутой, голодной до боя роты «Отель» водрузили американский флаг. Как на Иводзиме. Но какие-то крысы из офицерья заставили его снять. Собаки вынуждены были поднять этот вонючий вьетнамский флаг, желтый такой – самый подходящий цвет для этого трусливого народца. Нас в этом городе кладут как на бойне, а мы не можем даже этот долбанный флаг водрузить. Я уже не в силах эту хренову службу дальше тащить. Я обязан вернуть своих обратно в Мир в целости и сохранности.
Ковбой закашливается, сплевывает, вытирает нос тыльной стороной ладони.
– Под огнем не найдешь людей лучше них. Лишь бы кто-нибудь в них гранатами кидался до конца их дней... Я в ответе за этих парней. Я не могу послать своих людей,
чтоб они взяли этого снайпера, Джокер. Я могу все отделение положить.
Дожидаюсь конца ковбоевского рассказа и говорю: «По мне, так это твоя личная беда. Ничего посоветовать не могу. Будь я человек, а не морпех, тогда, может быть, и сказал бы чего-нибудь». Чешу подмышку. «Ты здесь главный. Ты тут сержант, и ты отдаешь приказания. Ты принимаешь решения. Я бы никогда так не смог. Никогда бы не смог командовать стрелковым подразделением. Хрен там, брат. Для этого яйца нужны, а у меня таких нет».
Ковбой обдумывает сказанное. Затем ухмыляется.
– Ты прав, Джокер. Засранец этакий. Ты прав. Надо мне свою программу в кондицию привести. Жаль, сержанта Герхайма тут нет. Он бы знал, что делать.
Ковбой обдумывает сказанное. Затем ухмыляется.
– Черт.
Идет обратно к отделению.
– Выдвигаемся...
Отделение медлит. Раньше Бешеный Граф всегда говорил, что им делать.
Зверодер поднимается. Он упирает свой пулемет M-60 в бедро. Молчит. Обводит взглядом грязные лица. Двигается в путь.
Отделение собирает снаряжение и двигает вперед.
Ковбой машет рукой, и Зверодер становится в голове колонны.
Мы обсуждаем, как будет лучше всего прочесать эту улицу, дом за домом, и в это время к нам с грохотом приближается танк.
Донлон говорит: "Смотри-ка, танк! Мы можем его попросить – "
– Нет, – говорит Ковбой. – Намба тен! Ничьей помощи нам не надо.
– Так точно, – говорит Зверодер.
Я говорю:
– Танк может его подавить огнем, Ковбой. Подумай-ка. Без огневой поддержки мы гуковских хряков с места не сдвинем.
Ковбой пожимает плечами: «Ладно, какого черта!»
Я бегу по дороге, чтобы перехватить танк. Пробегаю мимо куч развалин, которые вчера еще были домами, а сегодня превратились в груды кирпичей, камней и деревянных обломков.
Танк, дернувшись, останавливается. Жужжит башней. Здоровая девяностомиллиметровая пушка наводится на меня. Какое-то время, которое тянется для меня очень долго, мне кажется, что танк собирается разнести меня в клочья.
Из башенного люка высовывается верхняя половина белокурого командира. На лейтенанте бронежилет и защитного цвета футбольный шлем с микрофоном, который торчит у него над губой. Механический кентавр – получеловек, полутанк.
Я указываю на особняки и объясняю про снайпера, про то, как снайпер замочил нашего братана, и про всякую прочую хрень.
Подходит Ковбой и говорит лейтенанту, что надо немного выждать, а потом начать разносить особняки, один за другим.
Белокурый командир танка молча поднимает вверх два больших пальца.
Ковбой направляет младшего капрала Статтена с его огневой группой в обход, позади ряда особняков.
Зверодер устанавливает свой M-60 на низенькую стенку и открывает огонь, обстреливая особняки в произвольном порядке. Каждый пятый патрон – трассирующий.
Танк подкатывает к первому особняку.
Мы, все кто остался, бежим по аллейке и перебегаем дорогу в ста ярдах дальше по улице, где кончается ряд особняков.
На другом конце улицы стоит наш танк. Танк выпускает фугасный снаряд. Верхний этаж первого дома разлетается на части. Крыша проваливается вовнутрь.
Зверодер продолжает вести огонь со своей позиции рядом с танком.
Ковбой подбегает к первому дому с нашего конца улицы. Он осторожно пробирается к углу с задней стороны дома, заглядывает за угол. Ковбой ждет, когда младший капрал Статтен взорвет зеленую дымовую гранату, подав сигнал о том, что его огневая группа заняла позицию и перекрывает подходы с той стороны.
Ждем.
Когда зеленый дым начинает выползать из дренажной канавы рядом с первым домом на дальнем конце улицы, Ковбой машет рукой, и мы все открываем огонь по первому дому с нашей стороны. По очереди перебегаем через улицу к первому дому, присоединяемся к Ковбою.
Ковбой высовывается из-за угла и машет рукой. Огневая группа младшего капрала Статтена начинает палить очередями, поливая заднюю сторону первого дома с их конца улицы сотнями остроконечных пуль в медной оболочке.
Зверодер продолжает обгрызать фасады всех особняков на улице из своего черного пулемета.
Танк выпускает второй снаряд. Первый этаж первого особняка разносится на части. Танк со скрежетом продвигается вперед на двадцать ярдов, останавливается, снова открывает огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49