Если же вспомнить об особом предназначении замка, то совершенно оправданным было бы предположить, что в книгах запечатаны мысли миллионов мудрецов, подвизавшихся в психологии, но при ближайшем рассмотрении эта догадка оказывалась ошибочной. "Энциклопедии, - решил О'Шипки, направляясь к полкам и озадаченно почесывая в затылке. - Однако! Но может быть, не они. Может быть, это справочники, своды и кодексы - уж больно у них законопослушный вид. Все в коже и железе, дорогущие - жуть!"
Он угадал примерно наполовину: кодексы и своды имелись, но пребывали в относительном меньшинстве, забитые, в частности, художественной литературой. Тут было все, о чем О'Шипки когда-либо приходилось слышать, и многое сверх того, ибо слышал он мало. Детективные тома бессистемно перемежались богословскими трудами и диссертациями по вопросам языкознания, суфийской премудростью, плутовскими романами и поэтическими сборниками. О'Шипки взял один том, машинально сдул пыль и прочел: "Подробные наставления любостяжательным отроковицам, переработанное издание, апдейт без умляутов и ятей при малом количестве еров". Он быстро сунул книгу обратно и оглянулся: перепуганное общество рассаживалось за столами, включая лампы; атмосфера становилась все уютнее и уютнее; Ядрошников по-домашнему - а может быть, по старой профессорско-преподавательской, весьма либеральной привычке - уселся на край библиотекарского стола, обшитого, конечно же, зеленым сукном. О'Шипки, пока еще оставалось время, изъял с полки очередной труд. Оказалось, что это Библия; рядом стояла она же, но в ипостаси Вульгаты, а следующими шли незнакомые версии под именами Амальгамы и Амбразуры; О'Шипки не знал миров, в которых они имели хождение. Он пробежал глазами заглавия в верхнем ряду: шииты, сунниты, ламы; одинаковое золотое тиснение, одинаковое золотое сечение. Достоевский, Нострадамус, "Симплициссимус", Рабле, Брет, Гарт, Горчев, Акыны Десяти Солнц; златообрезный Гампер Лурье, Себастьян Жапризо, Клубков, "О граде божьем" Блаженного Августина, Проспер Мериме, Мопассан (о-ля-ля, сейчас я усядусь писать мои маленькие пустячки), Амфитеатров, "Иисус как Нарцисс" Каспара Караганова, Масон-Захар, Якоб Бёме, солженицынские ежегодники по благоустройству в переводе на церковнославянский... И вот, наконец, психология: Адлер, неизменные Стюарт и Эденборо, воплотившиеся как в кукольной форме, так, стало быть, и в печатном слове; скромник Маслоу, демократично втиснувшийся в плотные ряды коллег, от каковых ничем не отличался в смысле переплета, Роберто Ассаджоли, Павлов, почему-то - Джимми Сваггерт, полузабытый проповедник; Абу-эль-Фарух, некий бесфамильный Володимер, Юнг и Ясперс, супруги Кори, азартный ролевой игрок Морри ван Ментс и менее известные Мэтерс, Эмерсон и Шорр-Кон, прилипший кожаными боками к вообще незнакомым Монн-Шерру и Шурр-Ханну - премудрость, премудрость и еще раз премудрость, многая лета.
- М-да, - невольно пробормотал О'Шипки. - Впечатляет.
Он вытащил том наугад, как выяснилось - киплинговского "Кима", раскрыл, прочел: "Может ли Колесо висеть спокойно, если... дитя... или пьяница вертит его? Чела, мир велик и страшен".
- Сядьте, О'Шипки, - пригласил директор. - Вы что-то сказали?
- Я сказал, что это впечатляет. Но мне казалось, что Центр, предназначенный для Роста, должен идти в ногу с современными технологиями. Зачем такой склад? Громоздко, пыльно, сверху ничего не возьмешь.... Почему вы не переводите книги в электронный формат?
- У нас стажируется разная публика, - ответил Ядрошников, ерзая на сукне. - Некоторые прибывают из такой глуши, что и простых-то книг читать не умеют...
- Это не главное, - встрял Холокусов-Цалокупин, услужливо скалясь и радуясь возможности оттянуть уголовное разбирательство. - Качество информации зависит от носителя. Железо емче, но папирус душевнее...
О'Шипки пожал плечами, поставил Шурр-Ханна на место, прошел к свободному столу и прочно сел, готовый к диалогу. Ядрошников деловито откашлялся. Он уже приоткрыл рот, намереваясь начать очередное занятие, благо забыл на секунду, зачем пришел, но вовремя вспомнил о Трикстере и прикусил язык. Директор на миг растерялся. О'Шипки мгновенно воспользовался паузой. Он развернулся поудобнее, чтобы всех было видно.
- Господа, позвольте мне. Я не вижу смысла в хождении вокруг да около, мы не будем зарываться в песок и делать вид, будто никакой опасности больше не существует, и эта первая смерть одновременно и последняя. Есть другие мнения?
- Нет, - уверенно сказала Мамми. - Я тоже считаю, что Трикстер был убит. Здесь орудует сумасшедший.
Директор поднял выцветшую бровь:
- Полно вам, милая Мамми. Так мы никуда не придем. Если мы станем опираться на безумие, то плохо наше дело. Здесь нет ни одного человека с нормальной головой. Иначе к чему Центр Роста?
- Это ваше личное мнение, - отмахнулся О'Шипки. - Кто вы такой, господин директор, чтобы судить о моей голове? С ней все в порядке. Я просто промазал, когда стрелял. И я, между прочим, не думаю, что здешние занятия повысят меткость моей стрельбы. По-моему, они бесполезны, нелепы и даже вредны...
- Давайте вернемся к моему фужеру, - недовольно напомнил Ахилл. - Шах, Аромат, шах и мат, строй заново. Мне мат, успокойся. Итак, фужер, - Ахилл побарабанил пальцами. - Кто, черт возьми, может быть недоволен моей персоной?
- Вы наш герой, - огорчилась Анита. - Не думайте на нас, Ахилл! Если бы вы знали, как мы вас ценим. Я даже сочинила стихи...
- Стоп, - быстро сказал Ядрошников. - Не надо стихов, Анита, прибережем их для сеанса творческой терапии. Тихо, я вам говорю! - он повысил голос. Позвольте, выскажусь я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52