- Сейчас ничего не будет.
- Что? Что?- закричал Иов.- Говори, говори, я тебя слышу - ты понимаешь?
- Всё как звёзды, - продолжил Крам. - Может быть, мы тоже, и всё вокруг.
Кто-то стал тянуть Иова за полу пиджака, выбившуюся из-под наспех наброшенного халата; Иов, не глядя, лягнул идиота ногой. Он крепко вцепился в плечи Крама и, если бы вдруг разжал руки, пальцы затряслись бы, словно под действием тока.
- Когда-то зажёгся свет,- шёпот возобновился.- Когда-то, когда человек был всем. Как в Библии написано. А потом - погас. А мы ещё видим его, будто он продолжает гореть. Сейчас пройдут последние лучи - и все. Ты понял? Уже давно, наверно, ничего никому не светит.
- О Господи, успокойся,- потребовал Иов с истеричными нотками.
И Крам послушался. Сил у него хватило лишь на то, чтобы добросовестно исполнить эту последнюю отцовскую волю.
6
Чужой опыт так и остаётся чужим; из мыслей Иова мгновенно улетучилось всё, что он думал и рассказывал про своего отличившегося тёзку. Видимо, это удел большинства педагогов - особенно доморощенных. Поэтому, не успел Иов оглянуться, как им завладели те самые вопросы, ответы на которое он, как ему казалось в незапамятные времена, знал очень хорошо. Эпоха, конечно, внесла изменения: так, например, оставалось неясным, кто долбает людей на сей раз непредсказуемая субстанция или её искусные, из мяса и костей, подражатели? Чем был выстрел из кустов - так называемой случайностью? Или заблаговременно спланированным убийством, которое было чрезвычайно ловко замаскировано под каверзу судьбы? Но если верно последнее, то почему и за что? Его сын не выполнил Предписание? Да, выполнить такое было непросто. Невозможно, если быть откровенным, но ему ведь, вспомним, не дали даже шанса попробовать. Он даже не успел создать семью - какие тут могут быть разговоры о каком-то размножении, пусть даже путём партеногенеза? Или шанс каким-то образом был предоставлен?
Он прав, твердил себе Иов. Всё дело в свете. Источник погас, и мы ловим последние лучи, летящие к нам из умопомрачительных далей. И то, какими мы видим себя сами,- тоже иллюзия, нет ничего. Он так переживал за свой толстый живот!
Иов вцепился себе в волосы и не заметил, как выдрал по рыжему клоку с обоих висков. Дёрнул на груди рубаху с золотым шитьём, пытаясь разодрать, но та была на совесть выткана из добротного материала и не поддалась.
Зеркала в доме Иова завесили чёрными полотнищами. Гарем был заперт на ключ, женщин лишили их мелких косметических утех, отключили центральное вещание, дабы развлекательные программы не оскорбляли траура. На Антонию запреты не распространялись, ей разрешалось ходить, где угодно и делать, что захочется, но её почти не было видно в доме - лишь изредка мелькала то в одном крыле, то в другом бесшумная призрачная фигура в тёмном.
Иов занимался непонятно чем - похоже было, что он слегка помешался: дни и ночи напролёт сидел в библиотеке, ничего не читал и только чертил витиеватые узоры, которые время от времени пронзал яростным, стреловидным росчерком, разрывая бумагу и царапая полировку стола. Он записался на приём к Суверену Омфалусу; зная, что ждать от последнего ответа по поводу случившегося - безумие, Иов с тайной, извращённой и сумасшедшей радостью отметал соображения рассудка и следовал лишь своей воле, не разбиравшей пути.
Но он быстро пришёл в себя, когда латники вошли в его палаты - числом двадцать пять человек. Примерно половина из них имела знак отличия Суверена, а прочие, судя по нашивкам, состояли на службе у Гуру. Ничего не объясняя, воины принялись крушить всё и вся. Трое взломали двери гарема и ворвались внутрь, полосуя шашками Иовых жён и раскормленных карликовых собачонок. Пять или шесть солдат направились во внутренний дом, где открыли огонь из карабинов и уничтожили игравшую в песке ребятню.
- Стойте! Стойте!- Воя, Иов подбежал к бюро, извлёк пожелтевший конверт, выхватил Предписание. - Кто вам сказал, что я не сделал задание? Глядите! Глядите на меня!
Он проворно забрался на каменный обеденный стол, чтоб лучше было видно, и стал подпрыгивать, при каждом прыжке маша руками, словно крыльями.
- Глядите!- надрывался он. - Я уже почти научился! Я умею, я умею летать!
Его не слушали. Со всех сторон доносились пальба, треск сдираемых портьер, звон разбиваемой посуды, хруст мебели, которую кромсали в щепки. В каком-то из углов нашли, наконец, Антонию и пристрелили её двумя выстрелами. Когда настало время поджигать, капрал, держа в руке факел, за ногу стащил со стола Иова, который всё подскакивал, и повелительно указал на дверь. Тот не понял, его вытолкали взашей. Там, снаружи, у Иова с одеждами получилось - он сумел-таки их разодрать и сел в грязи, стеная и посылая небу отчаянные вопросы. Дом запылал, замычала скотина. Хозяина схватили за руки и выволокли на улицу, за ворота, где толпа соседей уже обсуждала происходящее. Когда латники ушли, трое приятелей Иова приблизились к нему и принялись утешать, доказывая, что так было нужно, но он ответил им ужасной бранью и не прислушался ни к единому доводу. Те, в конце концов, сочли себя не по делу оскорблёнными, но виду не подали и просто разошлись по домам, оставив Иова валяться в луже - с мятым конвертом в кулаке.
7
До назначенной Иову аудиенции оставалось ровно пять дней. За это время Иов не удосужился даже проверить, целы ли другие особняки и загородные дома. Он убрался с улицы, расположился на пепелище и тех немногих, кто задавался целью с ним побеседовать, не принимал. Мысли Иова были беспорядочны; к одной из них он то и дело возвращался, размышляя о погасших светилах, субстанции "Х" и запоздалом эхе слова, произнесённого многие миллиарды лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9