– Безусловно, он сказал, зачем пришёл, – отвечает леди Ава. – Старик, должно быть, сделал вид, что не расслышал его слов, заглушённых болтовнёй о тяжёлой работе, климате, напитках. Тот решил не торопиться, ибо был уверен, что все козыри в его руках, что он ничего не потеряет, если послушает эту болтовню ещё несколько минут, а у клиента будет лишнее время подумать.
– Разве у Маннера не было в распоряжении нескольких дней?
– Нет, – отвечает леди Ава, – скорее всего, нет. Возможно, он потому так вежливо его принял, что не знал, чего хочет от него этот тип, когда-то встреченный им на обеде в Абердине и пришедший под вполне благовидным предлогом, скажем, операции по продаже недвижимости.
– Для ведения подобных дел у Маннера имелись специальные конторы. Даже чеки подписывал не он, а его доверенное лицо. Лично он занимался только самыми важными договорами, да и те проходили сначала через надёжных людей, которые подробнейшим образом их изучали и представляли ему свои предложения.
Слегка удивлённая, леди Ава задумывается над этим аспектом проблемы: с ней никогда ещё не обсуждали профессиональные дела Маннера. Но почти тут же обретает обычную уверенность: «Повод, – говорит она, – мог быть и интимный, таких поводов у Маннера хватало».
– Интимный, но не связанный со смертью Кито?
– Именно так. Возможно, гость предложил ему молоденьких девочек, или героин, или что-нибудь ещё.
– Если бы Маннер не почувствовал опасность, он не попытался бы отравить своего гостя или одурманить его наркотиком, в общем, что-нибудь с ним сделать.
– А кто вам сказал, что он этого хотел?
– Тот факт, что он наполнял бокал, повернувшись к гостю спиной и притом жидкостью другого цвета, нежели херес из бутылки.
– Да что вы! Это наверняка плод фантазии продажного агента или его нечистой совести. У таких людей подозрительность в крови. Он совершенно не рисковал, выпивая свой аперитив; если даже хозяин дома и заподозрил агента, тому всё равно ничего не грозило.
– Хорошо. Допустим, всё происходит именно так, как вы говорите: агент приходит якобы за тем, чтобы предложить порошок, Маннер говорит о том о сём, желая прозондировать почву и понять, не имеет ли он дело с провокатором или аферистом. Хорошо… Но что в таком случае означало его замечание о «тяжёлой работе» гостя?
– Не знаю… Возможно, надеясь снискать доверие Маннера, тот сразу же признался, что работает шпиком.
– Допустим. После чего агент открывает истинную цель своего визита и требует денег. Сумму он называет?
– Нет, сначала ему необходимо прибегнуть к намёкам: не думает ли уважаемый господин, что в его собственных интересах, если, конечно, он не желает, чтобы информация стала кое-кому известной… Понимаете?
– Отлично понимаю. И Маннер делает вид, что не слышит: маленькими глотками продолжает попивать херес, раскачивается в кресле и разговаривает о самом разном. Не исключено, что он действительно не понял, чего добивается от него этот тип, если намёки были слишком завуалированы. А тот не спешит: он полагает, что время у него есть, что, в конце концов, игра за ним… Но почему, в таком случае, через несколько минут он убил Маннера?
– Вот именно, – говорит леди Ава. – Это вопрос.
– И ещё один вопрос – форма бокала: в широком бокале херес не подают. К тому же осколок хрусталя, которым можно было воспользоваться как стилетом, не был осколком широкого бокала.
– Конечно, не был. Бокал должен быть скорее высокий, чем широкий. Например, бокал для шампанского.
– Но бокал для шампанского слишком хрупкий, его нельзя использовать как оружие, причём смертельное.
– На самом деле, – говорит леди Ава, – его убили другим оружием. Это была инсценировка, чтобы скрыть преступление, создать видимость несчастного случая. Убийца воспользовался китайским стилетом с выдвижным клинком, смазанным ядом. Такой стилет в сложенном виде легко спрятать даже в небольшом кармане или укрыть в ладони. Совершив убийство, он положил тело на осколки хрусталя, чтобы создать видимость, будто смертельная рана нанесена острым осколком хрустального бокала, проткнувшим шею покойного: Маннер якобы упал с бокалом в руке и т. д.
Желая сделать картину более полной, убийца добавил ещё несколько деталей: пустую ампулу от морфия, объясняющую, почему миллиардер потерял равновесие и так странно упал, полураздвинутую стеклянную перегородку, на которую тот, вероятно, налетел, – стена почти невидимая, а по другую её сторону, на письменном столе стоит будильник, стрелка боя которого показывает час его смерти… Зазвенел будильник; чтобы прервать раздражающий звон, Маннер поднялся с качающегося кресла с бокалом хереса в руке; находясь под воздействием наркотика, он не заметил в спешке стеклянной преграды на своём пути. Заботясь о выразительности больше, чем о правдоподобии, режиссёр снимает с трупа обувь и меняет её местами: правую туфлю на левую ногу, левую – на правую. И наконец последний сценический штрих – пером и чернилами покойного, на том самом месте, где писал Маннер, после последних слов, зачёркнутых его неуверенной рукой, отступив на полстроки от конца прерванного абзаца, занимающего почти полстраницы: «поездка дальняя, но не напрасная», режиссёр приписывает, пытаясь воспроизвести раскачивающиеся буквы Маннера: «и обязательная». После чего рисует овальную рыбу с тремя плавниками, треугольным хвостом и большим круглым глазом.
Так обстояли дела, когда Ким вошла в кабинет Старика; стоило ей толкнуть дверь – и она открылась, не запертая, к большому её удивлению, на ключ. Она останавливается посреди прихожей и прислушивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41