Этот Маршат совершил в конце концов самоубийство, по причинам довольно неясным, но несомненно как-то связанным с их общими делами, не причинившими самому Джонсону ни малейших хлопот. В настоящее время ему требовался человек для окончательной разработки и изготовления нового препарата – врач, химик и немного маг, и этим человеком был известный Эдуард Маннер; ко всему прочему Маннер обладал – как уже упоминалось – огромным богатством и часто использовал свои таланты не по назначению. При этом он страдал вампиризмом и некрофилией; и потому смерть Кито – на которой испытывалось действие нового снадобья, лишающего жертву воли и способности сопротивляться, – необходимо было как можно скорее отнести в счёт убытков компании.
Исчезновение проститутки, даже несовершеннолетней, не обеспокоило полицию, тем более, что японка, тайно прибывшая из Нагасаки в джонке контрабандистов, не фигурировала ни в документах, фиксирующих гражданское состояние, ни в списках эмигрантов. Её тело, без единой кровинки, с крохотной ранкой возле ключицы было продано и искусно приготовлено под различными соусами в известном ресторане в Абердине. Китайская кухня славится своим умением доводить компоненты блюд до полной неузнаваемости. Но, разумеется, их происхождение открывалось – и факты это подтверждают – немногим постоянным клиентам обоего пола со специфическим вкусом, которые готовы были платить бешеные деньги за мясо, приготовляемое с исключительным тщанием и подаваемое во время ритуальных пиршеств. Учитывая особенности таких собраний, их устраивали в кабинетах, расположенных в глубине ресторана, вдали от посещаемых обычной публикой залов. Краснолицый толстяк подробно и с удовольствием описывает некоторые эксцессы, имевшие место на такого рода встречах, после чего продолжает прежний рассказ. Маннер, столь хитроумно избавившийся от главной улики, совершил ошибку, явившись как-то на одну из этих церемоний. Воспользовавшись эйфорией, которая овладела Маннером под воздействием вина, его сосед (агент, вступивший в секту в надежде на нечестный заработок), сумел вытянуть из него под самый конец ужина сведения, честно говоря, довольно туманные и всё же представляющие определённый интерес. Ловкое и осторожное расследование, проведённое агентом среди прислуги и соседей по столу, подтвердило, что он напал на верный след, и вскоре он добрался до плантаций на Новых Территориях и американца Ральфа Джонсона. Собрав достаточную информацию о смерти Кито, пронырливый агент захотел, разумеется, пошантажировать Маннера, который, с одной стороны, нёс непосредственную ответственность за убийство, а с другой – имел достаточно средств, чтобы оплатить свою безнаказанность. Следующим на очереди был Джонсон. Но то, что в результате произошло, остаётся неясным. Возможно, гордость и легкомыслие помешали Маннеру согласиться купить молчание, тем более, что оно ничем не гарантировалось. А может быть, он сделал вид, что соглашается, собираясь поймать досаждающую ему личность в ловушку и избавиться от него? Так или иначе, когда агент появляется в доме миллионера, роскошном и сверхсовременном здании, полном зеркальных лабиринтов и раздвижных стен, Эдуард Маннер приказывает его впустить, принимает в своём рабочем кабинете, приглашает садиться, короче говоря, ведёт себя самым сердечным образом, хотя – что свойственно ему в подобных случаях – разговаривает на самые посторонние темы: расспрашивает гостя, давно ли тот живёт в колониях, нравится ли ему здесь, хорошо ли он переносит при такой тяжёлой работе климат и т. д. Маннер с жаром разглагольствует, не обращая внимания на односложные ответы гостя (от смущения, раздражения, неуверенности), готовит ему аперитив и просит извинить за то, что, орудуя у бара, повернулся к гостю спиной.
Потом они сидят друг против друга: агент – в кресле, собранном из стальных трубок, с бокалом на тонкой хрустальной ножке, наполненном, судя по цвету, хересом, – и улыбающийся Маннер – в кресле-качалке, в котором он, продолжая вести разговор, слегка покачивается. Его не слишком словоохотливый собеседник дважды подносит бокал к губам и дважды ставит его на маленький столик у кресла, увлечённый рассказом хозяина дома, после чего Маннер решает замолчать. Он пристально смотрит на незваного гостя, словно желая его напугать, в надежде, что тот выпьет наконец для бодрости свой аперитив. И действительно, агент возобновляет уже дважды прерванный жест, но в последнее мгновение его глаза наталкиваются – поверх старательно подстриженной седой бородки и тонкого орлиного носа – на пронзительный взгляд горящих глаз, едва прикрытых веками: они следят за ним, и их напряжённость кажется агенту неестественной. И он вспоминает вдруг небезопасные товары Джонсона? Или замечает, что наполовину выпитый аперитив хозяина несколько отличается по цвету от того напитка, что предназначен ему? Сделав резкое движение левой рукой, словно отгоняя комара (нелепая выходка в комнате с искусственным климатом, где окна никогда не открываются и поэтому насекомым взяться неоткуда), он теряет равновесие, роняя бокал, который падает на мраморный пол и разбивается на мелкие кусочки… Крохотные осколки, сверкающие в разлитом напитке, брызги, разлетевшиеся во все стороны и расползающиеся в форме звезды, лужица, хрустальная ножка, даже не треснувшая, и изогнутый, острый, как стилет, блестящий треугольник у основания бокала – всё это уже давно известно. Но я спрашиваю у леди Авы, почему, прибыв в этот вечер к Маннеру, шантажист, если уж дела зашли так далеко, не потребовал у него аванса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41