ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Она слышала, как свистит ветер внутри дома, в щелях дверей, в отверстиях дымовых труб, и ей казалось, что потолок дрожит над ее головой и начинают двигаться плитки под ногами и мебель в комнате. Все стало вращаться, сначала очень медленно, а потом с головокружительной стремительностью урагана, превратившись в быстро мелькавшие цветные пятна, взвиваясь, как клубы пыли во время летней грозы. Она стояла у окна, прижавшись лицом к стеклу и глядя на улицу, где муж все не появлялся, и пришлось схватиться обеими руками за край стола и почти на ощупь найти стул, на который она медленно повалилась своим отяжелевшим телом. Ей нельзя было сейчас терять сознание: упав на пол, она задавит ребенка, а если лишится чувств, то очнется на больничной постели и ей скажут, что ребенок родился мертвым по ее вине, из-за ее слабости и трусости. Вытянув руки, она коснулась лепнины в ногах кровати и, с трудом поднявшись, дошла до нее, пронизываемая болью, перехватывавшей дыхание. Не в силах кричать, кусая губы, мокрые от слез и слюны, как у плачущего ребенка, она легла боком на кровать, и боль на несколько секунд прекратилась, потом она перевернулась на спину, упираясь локтями и пятками в матрас, замерла неподвижно, уставившись на низкий потолок, где мрачно гудел ветер, и стала ждать возвращения боли, сложив руки на животе, будто желая предотвратить выпадение внутренностей и обильное кровотечение. Она чувствовала колющую боль внизу живота, вспышки, медленные приступы боли, представляя, что ребенок прокладывает себе дорогу внутри ее, царапаясь, как кошка, что он задыхается в отчаянии и останавливается, тяжело дыша, так же как и она, обливаясь потом и снова прорываясь вперед с еще большей яростью, чем ветер. Она видела возвышающийся, как гора, живот, придавливавший ее своей тяжестью, стонала, кусая матрас, и утыкалась лицом в подушку, мокрую от пота, слюны и слез, запачканную кровью искусанных губ. Ветер завыл еще сильнее, превратившись в подобие человеческого крика, звучавшего внутри комнаты, женского крика, – но она никогда не слышала, чтобы так кричали, и не сразу поняла, что это ее собственный крик. Она заметила как во сне, что свет затухает, а все предметы в комнате превращаются в темные пятна, протянула руку к ночному столику, нащупала холодный и острый стеклянный край, провод лампы, но пальцы не находили выключателя и столкнули что-то, упавшее на пол с оглушительным грохотом, после чего раздался звон, ранивший ее уши так же жестоко, как боль в животе. Значит, она уронила будильник, и когда муж вернется, он будет ее ругать, но надо выключить его, чтобы звон прекратился, иначе она умрет или сойдет с ума. Она подползла к краю кровати, с опаской, будто склоняясь над пропастью, вытянула правую руку, коснувшись плиток, но пальцы хватали воздух, не находя изогнутой металлической поверхности будильника. Она не могла повернуть голову и поискать глазами: теперь звон раздавался в висках, внутри ее, пронзал голову меж барабанных перепонок, как боль разрывала на части ее живот. Внезапно звон утих, открылась дверь. Было уже темно. Кто-то смотрел на нее сверху – незнакомое и очень бледное лицо, освещенное вспышками колеблющегося уличного света, наклонившись над ней и повторяя ее имя, оно увеличилось, будто отражаясь в выпуклой линзе: она узнала его по горячему дыханию, по жесткости рук, гладивших ей лоб и убиравших с лица влажные волосы, а не по голосу, в котором звучали незнакомые нотки страха, мягкости и нежности.
– Спокойно, – слышала она его голос, – не волнуйся, я пошлю кого-нибудь за твоей матерью и акушеркой, лежи тихо, не двигайся, не бойся. – Он тоже дрожал, напуганный, поднял с пола будильник и безрезультатно нажимал на кнопку лампы. – Это невозможно! – сказал он. – Свет отключили.
Когда он поднялся, она хотела удержать его, повторяя:
– Не уходи, не оставляй меня здесь умирать!
Но он вырвался из ее рук, сказав, что скоро вернется. Оставшись одна и протягивая к ушедшему мужу руки, она почувствовала, что погружается в грозовую темноту, словно поглощенная водой и ветром, увлекаемая ко дну тяжестью своего живота, рассекаемая болью, как точным ударом топора, разрубающим пополам оливковое полено. Она чувствовала, как жизнь уходит из нее вместе с кровью, а кровать, пол, потолок и стены дома дрожат, сотрясаемые ветром, который вырвал в ту ночь деревья с корнем и повалил столбы и электрические провода, оставив весь город в ужасающей и катастрофической темноте, напомнившей многим отключения света после противовоздушных тревог. Она снова услышала голоса, но биения сердца заглушали их, увидела приближающийся свет в воздухе, замутненном слезами и блеском пота, огонек свечи на голубом подсвечнике и держащую его руку. Она узнала лицо Леонор Экспосито и прикосновение ее пальцев, почувствовала, как грубые руки разрывают ее, погружаясь внутрь, словно руки мясника в миску с кровью.
– Тужься! – говорили, почти кричали ей.
Но она была уверена, что если опять начнет тужиться, то умрет от боли; она сжала зубы и закрыла глаза: что-то выходило наружу, разрывая ее, и внезапно выскользнуло с такой мягкостью, что она почти потеряла сознание. Лица и фигуры двигались в полумраке, появляясь и исчезая при тусклом огоньке свечи, смешиваясь с ломаными тенями, вытягивавшимися на потолке, она открывала и закрывала глаза, слышала скрип своих зубов и продолжала тужиться, до тех пор пока окончательно не погрузилась в беспамятство. Когда она пришла в себя, что-то фиолетовое и окровавленное висело лицом вниз перед светом, как все еще трепещущее животное, с которого сняли шкуру, – жалкое, беззащитное, дрожащее, с лицом без черт, а лишь с разверзнутым ртом, из которого вылетал плач, намного более слабый, чем порывы и свист ветра в ту зимнюю ночь тридцать пять лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
– Спокойно, – слышала она его голос, – не волнуйся, я пошлю кого-нибудь за твоей матерью и акушеркой, лежи тихо, не двигайся, не бойся. – Он тоже дрожал, напуганный, поднял с пола будильник и безрезультатно нажимал на кнопку лампы. – Это невозможно! – сказал он. – Свет отключили.
Когда он поднялся, она хотела удержать его, повторяя:
– Не уходи, не оставляй меня здесь умирать!
Но он вырвался из ее рук, сказав, что скоро вернется. Оставшись одна и протягивая к ушедшему мужу руки, она почувствовала, что погружается в грозовую темноту, словно поглощенная водой и ветром, увлекаемая ко дну тяжестью своего живота, рассекаемая болью, как точным ударом топора, разрубающим пополам оливковое полено. Она чувствовала, как жизнь уходит из нее вместе с кровью, а кровать, пол, потолок и стены дома дрожат, сотрясаемые ветром, который вырвал в ту ночь деревья с корнем и повалил столбы и электрические провода, оставив весь город в ужасающей и катастрофической темноте, напомнившей многим отключения света после противовоздушных тревог. Она снова услышала голоса, но биения сердца заглушали их, увидела приближающийся свет в воздухе, замутненном слезами и блеском пота, огонек свечи на голубом подсвечнике и держащую его руку. Она узнала лицо Леонор Экспосито и прикосновение ее пальцев, почувствовала, как грубые руки разрывают ее, погружаясь внутрь, словно руки мясника в миску с кровью.
– Тужься! – говорили, почти кричали ей.
Но она была уверена, что если опять начнет тужиться, то умрет от боли; она сжала зубы и закрыла глаза: что-то выходило наружу, разрывая ее, и внезапно выскользнуло с такой мягкостью, что она почти потеряла сознание. Лица и фигуры двигались в полумраке, появляясь и исчезая при тусклом огоньке свечи, смешиваясь с ломаными тенями, вытягивавшимися на потолке, она открывала и закрывала глаза, слышала скрип своих зубов и продолжала тужиться, до тех пор пока окончательно не погрузилась в беспамятство. Когда она пришла в себя, что-то фиолетовое и окровавленное висело лицом вниз перед светом, как все еще трепещущее животное, с которого сняли шкуру, – жалкое, беззащитное, дрожащее, с лицом без черт, а лишь с разверзнутым ртом, из которого вылетал плач, намного более слабый, чем порывы и свист ветра в ту зимнюю ночь тридцать пять лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193