Мне кажется, будто я не вспоминаю, а вижу. Взгляд охватывает неровный пейзаж, простирающийся до синих очертаний гор, ограничивавших для меня двадцать лет назад будущее и представление о мире. Я спускаюсь по дорогам среди осевших каменных оград и не могу отличить счастья от боли, а собственные чувства в данный момент от своих ощущений последней зимой в Махине. Возможно, вспоминая этого семнадцатилетнего юношу, в значительной степени незнакомого мне, я придумываю его так же произвольно, как он некогда придумывал меня, но его воображение не зашло столь далеко, он не мог предсказать, что произойдет с ним после тридцати, не осмеливался сделать это. Как бы то ни было, сейчас я – тот чужак, в какого он мечтал превратиться, и меня интригует мысль, что иногда он представлял себе подобное возвращение, а значит, я в некотором смысле все-таки принадлежу ему. Так же как мой прадед Педро боялся, что у него украдут образ и душу, если сфотографируют. Бродя по этим же дорогам в семнадцать лет, этот юноша думал, что изменится сам и, когда вернется, здесь все будет по-прежнему; сейчас я понимаю, что он ошибся. Я уже не тот, кем был, и поэтому могу говорить о себе в третьем лице, однако, даже став другим, я, к счастью или несчастью, изменился намного меньше, чем мир вокруг меня. Почти все участки заброшены: я был не единственным из своего поколения, кто отрекся от земли. Каменные ограды обрушились, и каналы заросли сорной травой. На склонах и в долине царит глубокая тишина, будто они накрыты стеклянным колпаком, и в ней, не рассеиваясь, распространяются самые далекие и слабые звуки: плеск воды в луже, шум ветра в тростниках на реке, свист птицы или глухие удары пал. по ветвям оливкового дерева. Тишина, так же как холодный и чистый воздух, обостряет мои чувства, но одновременно угнетает и пугает меня, потому что я к ней не привык. Я вижу, слышу и ощущаю все издалека, чувствую под своими ногами упругость земли, вдыхаю запах золотистых стеблей, сгнивших от сырости пашни, мокрой травы, влажных листьев, лежащих среди темных комков, запах голой коры гранатов и фиговых деревьев, водорослей в прудах, горячего навоза и пара конюшен. Я вижу розовые корни шпината, влажную ослепительную белизну цветной капусты внутри широких вощеных листьев, фиолетовый сок маслин, пачкавший руки и смешивавший свой запах с ароматом жаренного на костре свиного сала, джутовых мешков и веревок из ковыля.

* *
Я говорю с тобой из другого мира, где свойства вещей были всегда так же несомненны, как формы геометрических фигур в школьных учебниках, и прекрасно осознаю, что без озлобленного бегства не было бы умиротворенного возвращения и примирение возможно только после отречения. Я дошел до участка отца. Издалека все казалось прежним: домик, навес из уралита, тополь, к которому дядя Рафаэль так заботливо привязывал своего осла, погибшего от удара молнии. Однако исчезли тропинки и каналы, крыша домика провалилась, а вода в пруду скрыта тростником и сорняками, разросшимися по всему участку. Единственное, что осталось от того времени, – инициалы моего отца, вырезанные на цементной стене: Ф.М.В. 1966. Это напоминает мне инициалы потерпевших кораблекрушение, оставленные на деревьях необитаемого острова, куда корабль приплывает лишь через много лет, когда никого уже нет в живых. Я вспоминаю, как декабрьским утром дядя Пепе, дядя Рафаэль и лейтенант Чаморро срезали латук и складывали его в мешок, а я держал его раскрытым красными от холода руками. Узловатые руки, впалые щеки и орлиный нос дяди Рафаэля приобретали зимой фиолетовый оттенок. Дядя Пепе соорудил себе плащ, сшив между собой целлофановые пакеты со штампом нитратов из Чили, и гордо прогуливался в нем под дождем, восхищаясь этим непромокаемым легким материалом, называемым им «пресисласом». В домике у огня, когда шел такой сильный дождь, что приходилось прерывать работу, дядя Пепе, восторженный сторонник прогресса, свертывал сигареты приспособлением, состоявшим из колечка и маленькой рукоятки, и говорил, что когда-нибудь все обязанности, стоящие нам стольких усилий, будут выполнять машины. Дядя Рафаэль смотрел на аппарат для свертывания сигарет как на доказательство справедливости предсказаний своего брата, а лейтенант Чаморро, уже уставший упрекать их за вредную привычку курить, серьезно и скептически замечал, что даже когда в мире будут лишь автоматы, все равно останутся эксплуататоры и эксплуатируемые. Теперь на выкрашенной в зеленый цвет металлической двери домика висят цепь и замок, как будто внутри осталось что-то, кроме мусора. Однажды во время рождественских каникул, незадолго до моего одиннадцатилетия, мы вчетвером ждали на участке отца: он должен был вернуться с рынка и принести еду, но так задерживался, что у меня уже дрожали от голода ноги.
– Вдруг с ним что-нибудь случилось? – говорил дядя Рафаэль, вглядываясь в дорогу, где отца все еще не было видно.
Дядя Пепе, не терявший выдержки ни при каких невзгодах, даже во время войны, предположил, что он задержался выпить несколько рюмочек по случаю Рождества. Однако на башенных часах церкви Спасителя пробило уже три, а отца все не было. Измученный голодом, я смотрел на дорогу и чувствовал, как во мне растет страх беды, навечно привитый старшими: отец погиб, у него случился приступ, и я никогда его больше не увижу. Рассказывали, что раньше такое происходило со многими: они уходили утром на работу и больше не возвращались или, услышав в полночь стук во входную дверь, спускались открывать босиком, поддерживая брюки, а потом даже не имели возможности вернуться, чтобы надеть ботинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193