- Да уж здешние, - махнула рукой Ефимовна. - Маленькой оттуда вывезли меня родители.
- Откуда же у вас голубица? Она еще не созрела.
- А из погреба. С осени ставим, перемешаем ее с сахаром - она и стоит. Кушайте пирог. Чайку, пожалуйста!
Надя налила ему чашку густого фиолетового чая.
- А зачем мне чернила? Я писать не собираюсь, - дурашливо надув губы, Песцов глянул на Надю.
Она ответила такой счастливой улыбкой, так сузились и потемнели ее глаза, что Песцова точно горячей волной окатило.
- А мы решили выпить все чернила. Может, писучих поуменьшится. Не то больно уже много их развелось, - сказал Егор Иванович.
Песцов пил этот фиолетовый до красноты чай, заваренный из корня шиповника, чуть кисловатый, с вяжущим привкусом, и слушал неторопливую и, казалось бы, поначалу беспорядочную беседу колхозников.
- Волгин приехал... Говорят, в районную больницу заезжал.
- Да, плох Павлович-то.
- Ничего мужик был, проворный. В последние годы обмяк, а то круто завинчивал.
- В торговле мастерство имел.
- Да, мастер был... Вон чешский дизель купил и бросил... Сто пятьдесят тысяч кобелю под хвост.
- Проворный... Маслобойню схлопотал и вон под дождем бросил.
- Почему?
- Купить купили, а поставить - сил не хватает.
- А что дизель? - Песцов вспомнил, как наткнулся однажды в деревянном пристрое электростанции на огромный ржавеющий дизель.
- Чешский он, с корабля. У него заднего хода нет, потому и продали, пояснил Конкин. - А генератор к нему нужен с малыми оборотами. Наша промышленность таких не выпускает.
- Зачем же тогда покупали?!
- А кто нас слушает?
- Ты не побоялся пришел к мужикам покалякать. А ну-ка скажут: потайной сход устроил секретарь? Чего тогда будешь делать? - спросил Никита Филатович.
- Откажусь... А вас всех выдам с головой.
И все загоготали.
- Я уж ему говорил: вы больно начальник-то чудной. Колхозников слушаете, - сказал Егор Иванович.
- Таких у нас и не было.
- Так уж и не было! - усмехнулся Песцов.
- Нет, были, мужики... - вступился Никита Филатович. - Были... Похожие на одного большого начальника... К нему наш Калугин ходил. Да ты, Егор, помнишь. Два часа слушал он Калугина! И чай вместе пили... А начальник был ба-альшой...
- Кто ж это? - спросил Песцов.
- Ленин.
- Эка вы хватили!
- Так я это к примеру. Слухай дальше. Опосля того Калугин полгода на сельских сходах рассказывал, как его Ленин слушал. И бумагу от него читал. А в ней сказано: мол, очень правильно вы, товарищи крестьяне, думаете, как передал мне ваш ходок Калугин; главное - это чтоб богатство развивать. Вы теперь хозяева. Вот и покажите, на что способны. И мешать никто не станет. Мы Калугина с этой бумагой встречали, как наследника царского в старые времена. Може, читали в исторических книгах - наследник к нам приезжал... По селам ездил. По его имени и затон назвали на Бурлите.
- По имени наследника?
- Зачем - наследника? Говорите чего не надоть, - обиделся Никита Филатович. - По имени Калугина.
- И хорошо вы хозяйствовали?
- А я тебе скажу. Егор, не дай соврать! Мене ста пудов с десятины сроду никто не сымал. Брали и по сто пятьдесят и по двести пудов. Порядок на поле-то был и честность была. А вчерась я иду с пасеки, смотрю - за Солдатовым ключом сою боронуют, Петька Бутусов и Ванька Сморчков. Чешут, стервецы, друг перед дружкой, как на пожар. Ажно пыль столбом. Зашел я это на поле, гляжу - половину сои выборанивают. Значит, ставят эту самую... рекорду.
- Это моя вина, - сказала Надя. - Я недоглядела.
- А ты, Надька, не красней! За всем не усмотришь. Их шестнадцать тракторов, да десять комбайнов, да сколь вон косилок, жаток, сеялок-веялок...
- Тут хитрость вот в чем: связь мужика с землею нарушена, - сказал Егор Иванович. - Хозяина у земли нет, царапают ее, милую, нонче Иван, завтра Петр, послезавтра Сидор... А не уродится - и спросить не с кого.
- В поденщиков превратились колхозники, - отозвался Еськов, - и смотрят на землю, как на чужую.
- Так ить оно и на фермах то же самое, - встревает в разговор Лубников. - Никто ни за что не отвечает. Вон с весны на отгонах перебодались коровы, ноги переломали. И пастухам хоть бы что... А удерживают с Марфы Волгиной, с заведующей.
- Ну отчего же такое равнодушие? - спрашивал Песцов.
- Выгоды нет, вот и равнодушие.
- Как же сделать, чтобы была эта выгода?
- Платить надо, - сказал Егор Иванович, - и колхозникам дать послабление...
- Какое послабление?
- Ну вроде самостоятельности. И поле, и отара, и пасека пусть на учете за каждым колхозником будут... А то всем командуют... скопом.
- А что делать бригадирам, заведующим фермами? - спрашивал Песцов.
- Дело найдется, - сказал Никита Филатович. - Беда в том, что их много развелось. Да что там говорить! Семен, сколько было у нас лошадей спервоначала в колхозе? - спросил Никита Филатович Лубникова.
- Да с молодняком без малого тысяча.
- А теперь сто пятьдесят голов. Так?! Но тогда были два конюха да табунщик, вон Семен... И все. А теперь? Он вот заведующий, у него кладовщик, учетчик, два охранника, три конюха. А лошадей в пять раз меньше.
- Да ить оно и на овцеферме то же самое, - Лубников не оставался в долгу. - Тогда на каждую отару был чабан. Семья помогала ему - и все. И овец боле вдвое было. А теперь мало ли там кормится энтих тунеядцев-надзирателей? А возле коров? А на свиноферме...
- Этих учетчиков да охранников - эскадрон.
- Кавалерия!
- Вот и надо всех этих посредников между колхозниками и землей убрать, - сказала Надя. - Это все - воробьи на дармовом зерне.
И сразу все повернулись в ее сторону, отчего она смутилась, но закончила решительно:
- И ввести зарплату от урожая, от поголовья...
- Правильно, ясно море!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62