- Неплохо приспособился, а, деятель?! - заметил он, радостно щурясь. Умнейшая тварь.
Лукашин любил прогулки - его сухое, серого цвета, словно пропыленное цементной пылью лицо выражало постное благодушие.
- А может быть, он подстерегает владельца этого гнезда? Кто знает, поддержал разговор Синельников.
- Отвез новичка?
- Ознакомил.
- Ну, какое впечатление?
- Да не поймешь его: на вид - битюг здоровый, а ломается, как разборчивая барышня, - то ему не по душе, это не по сердцу!
Лукашин безмятежно улыбнулся.
- Да, на вид он ничего парень. Что ж, поживем - увидим.
4
Надежды Воронова на семейную жизнь не оправдались. Его невеста, или полужена, как он говорил, ответила, что приехать не сможет - очень занята...
И теперь он помимо воли своей в часы тягостного вечернего одиночества думал о ней, об их встречах, о прошлой ленинградской жизни.
Его поездку на Камчатку некоторые из друзей, и особенно она, назвали в свое время бегством сумасшедшего. В самом деле, доказывали они, уезжать из Ленинграда, из проектного института к черту на кулички рядовым производственником - дело совсем неразумное. К тому же Воронов занимался по вечерам в консерватории, и друзья видели в нем будущую музыкальную знаменитость. А она именовала его "мой композитор", и то, что это произносилось сперва в шутку, а потом вполне серьезно, было естественным. Воронов и не оспаривал их, он потихоньку от друзей завербовался на Камчатку и покончил с этой "музыкальной комедией", как он сам говаривал...
Воронов вспомнил тот летний день, когда он в расшитой рубашке с закатанными рукавами зашел в последний раз в проектный институт. За одним из столов с ним по соседству сидела она, Марина.
- Пошли, - поманил он ее.
- Куда ты меня ведешь? - спросила она в коридоре. - Что-нибудь случилось?
- Потом, потом скажу.
И только на улице, когда она отказалась идти дальше, он показал ей направление и билеты.
- Ты что, с ума сошел? - Она растерянно смотрела на него. - А как же я?
- Ты? - он в недоумении пожал плечами. - Если захочешь, то приедешь.
- Ты в самом деле уезжаешь? - спрашивала она с испугом. - Послушай. Сейчас же иди и сдай билеты.
- Марина, это невозможно...
- Как невозможно?! Что ты говоришь? А я для тебя ничего не значу?
Она вдруг закрыла лицо руками и заплакала по-детски навзрыд. Он не ожидал такого исхода и растерялся. Женатыми они не были. И пожениться не собирались. По крайней мере в ближайшее время. "Не к чему нищету разводить", - думал Воронов. И в самом деле - получал он всего тысячу двести рублей, жил в каком-то чулане, Видов на прибавку и на квартиру никаких. Идти в зятья, в директорскую квартиру папы, не хотел, гордость не позволяла... Так они и жили недолгими встречами наедине да надеждами. И вдруг эти слезы при расставании!..
- Ну ничего, ничего, - он неуклюже утешал ее. - Пока поживешь здесь... А там видно будет, захочешь - приедешь.
- Поживешь, приедешь... - говорила она, вытирая слезы. - Как все просто! И он все уже решил за меня.
- Да ведь я один уезжаю.
- Боже мой! А я тебе просто знакомая? Да?
- Ну, виноват... Извини.
- Так почему же ты не посоветовался со мной?
- Я знал, что ты; будешь против, - простодушно ответил он.
- И это говорит человек, с которым столько пережито!.. А до него ничего не доходит! Спокоен, как деревянный истукан.
- Успокойся, успокойся, - он попытался обнять ее за плечи.
- Не трогай меня!
- Ну, хорошо, хорошо...
- Чего же хорошего?! - она обернулась к нему, тревожно смотрела в глаза. - Да что с тобой случилось? Какая тебя муха укусила? Зачем тебе нужна эта поездка?
Зачем? Что он мог ей сказать?
- Ты словно бежишь от чего-то? Может быть, от меня?
- Мариша! - он взял ее руку. - Я не могу тебе ответить так просто... Я еще сам многого не понимаю. Но ты здесь ни при чем. Тебя я люблю по-прежнему. Только не по себе мне как-то здесь. Будто я на чужом месте сижу и не своим делом занимаюсь.
- Почему не своим? Может быть, ты имеешь в виду консерваторию?
- Я - инженер, друг мой, и пора с этой художественной самодеятельностью кончать.
- Ну бог с ней, с музыкой! Но ведь ты проектировщик! Чего тебе здесь недостает?
- Какой я проектировщик! Я негр. И с меня хватит.
- А там тебе что, златые горы приготовлены?
- Мне уже тридцать лет... Я хочу жизни... Или по крайней мере настоящей работы.
- Пойми, Сережа, нам нельзя расставаться.
- Хочешь - я вызову тебя.
- И я стану домашней хозяйкой. Спасибо!
- Что-нибудь придумаем и для тебя.
- Сергей, не уезжай!..
Как давно это было! Казалось, не два года прошло с той поры, а целые десятилетия... Жизнь на пустынных морских отмелях, в глухих камчатских поселках, в заснеженных зимовьях. И все один, один... На Камчатку он не вызывал ее: боялся, что не приедет. Вот теперь позвал...
И все-таки он твердо знал, что поступил тогда правильно. Попав сразу по окончании института в проектный отдел, он смутно чувствовал какую-то скованность, неловкость, будто на него силком натянули тесный костюм и посадили в приличную незнакомую компанию. Его, деревенского парня, ширококостного, буйного, не могли приковать к месту расчетные нормативы, чертежная доска и справочники. Он потянулся к музыке - вспомнил увлечения детства: виртуозную игру на балалайке, гитаре... И даже духовой оркестр! На чем он только не играл. А потом и сочинять пробовал - песни, вальсы... Но суть оставалась все той же: полуголодная жизнь в чулане и все те же расчеты опорных узлов, подкосов, стоек...
Друзья коллекционируют марки, книги, значки и наклейки со спичечных коробок, мечтают о диссертациях и туристических походах, пьют по вечерам кофе с ликером. Воронов знал и чувствовал, что где-то рядом, как за стенкой, ворочается, шумно дышит, точно бык, другая - сложная и трудная жизнь с месивом и грязью, с нуждой и заботами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37