ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
" А он ему: "То, что я набрал, это мое, а вот ты сидишь на чужом". И ушел. Купец и задумался, как же так - сижу я на чужом? И дом, и балкон, и кресла - все мое. Ополоумел он, что ли? И взяло купца сумление. Пришел он к Ивану-пророку вместе с попом. До глубокой ночи просидели. Будто бы Иван-пророк предсказал ему разор. Все, говорит, обчеству отойдет - все твои магазины со всеми товарами. И поверил Каманин - за год до революции все магазины распродал и сам помер. Мой батя дружбу с ним водил когда-то, еще в том веке. Ну, маманя была у Каманина перед смертью. Сам позвал. Малаховка, говорит, конец подходит решающий сперва нам, а потом и за вас примутся. Купленную землю продай, пока не поздно. У нас было всего три десятины купленной земли-то, да две арендовали, да своих надельных две. Примерно столько же, сколько и теперь. Так что мы-то ничего не потеряли... - Андрей Иванович помолчал и добавил: - Пока.
- Да, старик Каманин вовремя ухватился. - Селютан покрутил головой и засмеялся. - Зато сын его приехал, который в следователях был, как начал шерстить!.. Всех должников пообщипал, как кур ошпаренных. Я вам покажу, говорит, свободу и равенство. Всех раздену, пущу по миру одинаковыми, голозадыми...
- Иван-пророк и этого не обошел. Ну, говорит, Сашка, по миру пускать людей не диво, а вот что сам пойдешь по миру за свою алчность - вот уж подлинно диво дивное будет. И пошел ведь. Говорят, он где-то в Германии, вышибалой в трактире или в чайной... Вот как припечатал его Иван-пророк.
- Да, уж припеча-атал, - обрадовался Селютан. - И какой же был честности человек! В одних опорках ходил, а ведь при деньгах больших состоял. Говорят, все деньги на тихановскую церковь он собирал.
- Он. И казначеем был, и сам с кружкой медной ходил, - подхватил Бородин. - Я еще помню. Ма-аленький был. Он с посохом, в посконной рубахе, а на груди кружка медная на желтой цепочке и надпись с крестом подаяния: "На храм божий..." Когда церкву нашу освящали, ему пели многая лета. Сам архиерей кланялся ему поясным поклоном. Вот тебе и куриный апостол. Ребятня сопливая придумала это глупое прозвище. - Бородин вдруг натянул поводья и с каким-то испугом глянул на Селютана. - Я о чем подумал! Церковь-то в Тимофеевке закрыли? А там же, в ограде, дед мой лежит. Теперь и кладбище в ограде опоганят!
- Насчет кладбищ вроде бы установок не было.
- В церкови-то ссыпной пункт сделают! Колесами подавят могильные плиты. Эх, мать твою... Кому это все нужно? Такое издевательство над русским людом! Жить тошно.
- Не живи, как хочется, а как бог велит.
- Какой бог? Из церкви ссыпной пункт сделать - это по-божески? Чего ты мелешь?
- Это я к примеру.
- Бывало, на родительскую субботу ездил туда, панихиду по деду заказывал. А теперь где ее отслужат?
- Погоди малость... По нас самих панихиду придется заказывать...
На берегу Волчьего оврага, напротив Красных гор, толпились люди. Заметив верховых, они замахали маленькими флажками и стали что-то кричать. Один парень, махая кепкой, бежал к ним навстречу:
- Сто-ойте! Останови-и-итесь!
Бородин с удивлением узнал в этом пареньке сына своего, Федьку. И тот, узнав отца, оторопел:
- Это ты, папань?
- Вы чего здесь делаете? - строго спросил Бородин.
- Стреляем от Осоавиахима. Неделя стрельбы проходит.
- А почему не в школе?
- Дак ныне ж день урожая! Отпустили нас, потому как стрельба. Военное дело.
- Какое там дело? Бездельники вы! - выругался Бородин, чувствуя, как в груди закипает у него злоба ко всем этим стрелкам.
- Мы ж не просто так... Зачеты сдаем, - оправдывался Федька.
- Ты отстрелялся? - спросил Селютан, чтобы перебить гневный запал Бородина.
- Ага. Сорок шесть очков выбил из пятидесяти, - расплылся тот в довольной улыбке. - Две десятки выбил.
- Молодец! Значит, в отца пошел.
Шаткой походкой спешил к ним Саша Скобликов, приветливая улыбка играла на его сочных, по-детски припухлых губах:
- Андрею Ивановичу салют!
Он подошел и поздоровался за руку, открытая, обнажающая ядреные зубы улыбка так и не сходила с его крепкого широкого лица. "И чему он только улыбается?" - опять раздраженно подумал Бородин. И спросил сердито:
- Вы чего людей останавливаете по оврагам, как разбойники?
- Нельзя по оврагу ехать, там еще две бригады стреляют. Валяйте в объезд, на Выселки.
- Это уж мы сами сообразим - как нам ехать, - отозвался недовольно и Селютан.
- Я эти стрельбы не устанавливал, - ответил Саша. - Так что претензии направляйте в Осоавиахим да в райком комсомола.
- Да мы не тебя ругаем... Так мы... сами на себя дуемся, примирительно сказал Бородин. - Давай, Федор, заворачивай на Выселки! - И, придерживая лошадь, спросил Сашу: - Как родители, сели в поезд?
- Се-ели! - обрадованно произнес Саша. - Клюев уже вернулся из Пугасова. А твердое задание я утром в Совет отнес. Все, говорю, ответчиков нет. Сами уехали, а дом оставили. Можете забирать его. Все! Я чист! Сдаю дом - а сам в Степанове, на квартиру.
"И чему только радуется? - думал Бородин, отъезжая. - Родительский дом пошел псу под хвост, а он веселится. Дитя неразумное. И Федька, мокрошлеп, подбежал похвастаться - две десятки выбил. Тут мыкаешься, не знаешь, куда деться, а они веселятся - в солдатики играют. И что им наши заботы? Чего они теряют? Имущество, скотину? Разве они все это наживали? Нет, не они, и терять им нечего. Вот так время подошло - дети родные не понимают тебя.
Но мысль эта вела за собой другую, в которой и признаваться не хотелось. Разве дело в детях? Жизнь твоя, налаженная годами тяжелого труда и забот, стала выбиваться из колеи, как норовистая кобыла. Вот в чем гвоздь.
Кому ветер в зад - тот и в ус не дует, а тебя сечет в лицо, с ног валит, но ты терпи да крепись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
- Да, старик Каманин вовремя ухватился. - Селютан покрутил головой и засмеялся. - Зато сын его приехал, который в следователях был, как начал шерстить!.. Всех должников пообщипал, как кур ошпаренных. Я вам покажу, говорит, свободу и равенство. Всех раздену, пущу по миру одинаковыми, голозадыми...
- Иван-пророк и этого не обошел. Ну, говорит, Сашка, по миру пускать людей не диво, а вот что сам пойдешь по миру за свою алчность - вот уж подлинно диво дивное будет. И пошел ведь. Говорят, он где-то в Германии, вышибалой в трактире или в чайной... Вот как припечатал его Иван-пророк.
- Да, уж припеча-атал, - обрадовался Селютан. - И какой же был честности человек! В одних опорках ходил, а ведь при деньгах больших состоял. Говорят, все деньги на тихановскую церковь он собирал.
- Он. И казначеем был, и сам с кружкой медной ходил, - подхватил Бородин. - Я еще помню. Ма-аленький был. Он с посохом, в посконной рубахе, а на груди кружка медная на желтой цепочке и надпись с крестом подаяния: "На храм божий..." Когда церкву нашу освящали, ему пели многая лета. Сам архиерей кланялся ему поясным поклоном. Вот тебе и куриный апостол. Ребятня сопливая придумала это глупое прозвище. - Бородин вдруг натянул поводья и с каким-то испугом глянул на Селютана. - Я о чем подумал! Церковь-то в Тимофеевке закрыли? А там же, в ограде, дед мой лежит. Теперь и кладбище в ограде опоганят!
- Насчет кладбищ вроде бы установок не было.
- В церкови-то ссыпной пункт сделают! Колесами подавят могильные плиты. Эх, мать твою... Кому это все нужно? Такое издевательство над русским людом! Жить тошно.
- Не живи, как хочется, а как бог велит.
- Какой бог? Из церкви ссыпной пункт сделать - это по-божески? Чего ты мелешь?
- Это я к примеру.
- Бывало, на родительскую субботу ездил туда, панихиду по деду заказывал. А теперь где ее отслужат?
- Погоди малость... По нас самих панихиду придется заказывать...
На берегу Волчьего оврага, напротив Красных гор, толпились люди. Заметив верховых, они замахали маленькими флажками и стали что-то кричать. Один парень, махая кепкой, бежал к ним навстречу:
- Сто-ойте! Останови-и-итесь!
Бородин с удивлением узнал в этом пареньке сына своего, Федьку. И тот, узнав отца, оторопел:
- Это ты, папань?
- Вы чего здесь делаете? - строго спросил Бородин.
- Стреляем от Осоавиахима. Неделя стрельбы проходит.
- А почему не в школе?
- Дак ныне ж день урожая! Отпустили нас, потому как стрельба. Военное дело.
- Какое там дело? Бездельники вы! - выругался Бородин, чувствуя, как в груди закипает у него злоба ко всем этим стрелкам.
- Мы ж не просто так... Зачеты сдаем, - оправдывался Федька.
- Ты отстрелялся? - спросил Селютан, чтобы перебить гневный запал Бородина.
- Ага. Сорок шесть очков выбил из пятидесяти, - расплылся тот в довольной улыбке. - Две десятки выбил.
- Молодец! Значит, в отца пошел.
Шаткой походкой спешил к ним Саша Скобликов, приветливая улыбка играла на его сочных, по-детски припухлых губах:
- Андрею Ивановичу салют!
Он подошел и поздоровался за руку, открытая, обнажающая ядреные зубы улыбка так и не сходила с его крепкого широкого лица. "И чему он только улыбается?" - опять раздраженно подумал Бородин. И спросил сердито:
- Вы чего людей останавливаете по оврагам, как разбойники?
- Нельзя по оврагу ехать, там еще две бригады стреляют. Валяйте в объезд, на Выселки.
- Это уж мы сами сообразим - как нам ехать, - отозвался недовольно и Селютан.
- Я эти стрельбы не устанавливал, - ответил Саша. - Так что претензии направляйте в Осоавиахим да в райком комсомола.
- Да мы не тебя ругаем... Так мы... сами на себя дуемся, примирительно сказал Бородин. - Давай, Федор, заворачивай на Выселки! - И, придерживая лошадь, спросил Сашу: - Как родители, сели в поезд?
- Се-ели! - обрадованно произнес Саша. - Клюев уже вернулся из Пугасова. А твердое задание я утром в Совет отнес. Все, говорю, ответчиков нет. Сами уехали, а дом оставили. Можете забирать его. Все! Я чист! Сдаю дом - а сам в Степанове, на квартиру.
"И чему только радуется? - думал Бородин, отъезжая. - Родительский дом пошел псу под хвост, а он веселится. Дитя неразумное. И Федька, мокрошлеп, подбежал похвастаться - две десятки выбил. Тут мыкаешься, не знаешь, куда деться, а они веселятся - в солдатики играют. И что им наши заботы? Чего они теряют? Имущество, скотину? Разве они все это наживали? Нет, не они, и терять им нечего. Вот так время подошло - дети родные не понимают тебя.
Но мысль эта вела за собой другую, в которой и признаваться не хотелось. Разве дело в детях? Жизнь твоя, налаженная годами тяжелого труда и забот, стала выбиваться из колеи, как норовистая кобыла. Вот в чем гвоздь.
Кому ветер в зад - тот и в ус не дует, а тебя сечет в лицо, с ног валит, но ты терпи да крепись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264