Сережкин вдруг начал испытывать чувство крутой горячей злости. Он вспомнил свой приход сюда, их равнодушные уклончивые лица. Представил себе, как они с ружьями протопали за ночь двадцать с лишним километров. Ради чего? Ради мести ему, старшине? Нет, к Сережкину они не питали никакой злобы. Это видно было и по их лицам и по тому, что они не стали стрелять. Ведь легко могли бы застрелить его из кустов, оставаясь сами невредимыми. Значит, у них не было к нему злобы. Но что же тогда заставило их идти скандалить в село, чтобы помочь Рябому обворовать магазин и теперь вот пытаться освободить его? Что?
– Ну как, неудачной охота на Сережкина оказалась? – спросил старшина Ипатова.
– Какая там охота! – ответил тот. – Просто попугать хотели, да сами испугались.
– А рыбу где такую крупную взяли? Ту, что на дороге положили.
– Вон, Варлашкин достал, – ответил второй парень и усмехнулся. – Приманочка, говорит, клюнет, мол, Сережкин – тут мы его и накроем.
– Что ж вы, Ипатов, друзья с ним, что ли? – указал старшина на Рябого.
– У меня среди трусов нет друзей, – ответил за него Рябой, презрительно сплевывая.
Ипатов молчал, но Сережкин заметил, как заходили его узловатые желваки. «Эге, брат, ты как бык – грозен, да ленив», – подумал Сережкин и решил расшевелить парня.
– Ну, может, были с ним друзьями?
– Нет, – угрюмо ответил Ипатов.
– Может, он тебе платил за помощь? – допытывался Сережкин.
– Он те заплатит! – криво усмехнулся Ипатов. – Да и не нужна мне его плата.
– Так что же ты, из интересу пошел скандалить на село?
– Пошел… просто так… – Ипатов помолчал и добавил: – Как все, так и я.
– Эх!.. – воскликнул Сережкин и выругался, скорее от удивления, чем по злобе. – И ты тоже пошел на село, как все? – спросил он Варлашкина.
– А то что ж, – ответил тот. – Приказано было… Ну мы и палили по верхам.
– Да кто же приказал-то?
– Рябой.
– Зачем же слушался?
– А как же не слушаться? У него сила…
– А у вас? Вот у него, у него, – показывал Сережкин на сидящих. – Разве у вас нет силы? Неужто послабее Рябого будете?
Рябой грыз ветку и смотрел на них, прищурившись. Ипатов по-бычьи исподлобья смерил его ответным взглядом и сказал, больше обращаясь к Рябому, чем к Сережкину:
– Наша-то сила не мерена…
Помолчали.
– Он вас гнул, а вы терпели, – снова заговорил Сережкин. – Так неужто ж вам нравилось его самоуправство?
– Не нравилось, – ответил Ипатов. – А если терпели, значит, свернуть ему шею время не подошло… не накипело.
– Под защитой старшины-то все вы смелые, – сказал Рябой, поджимая тонкие губы.
Ипатов снова исподлобья посмотрел на Рябого, но только глубоко вздохнул.
– Так что ж, он сам расправлялся с теми, кто не подчиняется? – спросил Сережкин.
– Нет, больше все вот этот, Варлашкин, – раздался голос сзади Сережкина.
Он обернулся. За ним стояли еще человек семь сплавщиков, незаметно подошедших к костру.
– Этот холуй продался Рябому, – пояснили из толпы.
– Нет, постой, постой, я скажу, – расталкивая людей, вырвался вперед узкоплечий мужичок в расстегнутой фуфайке. Сережкин признал в нем Фомкина. – Он же, паразит, по отдельности нам бока мял. Дай-кась я ему в ломаную переносицу хрясну! Хоть разок! – рванулся он к Варлашкину.
– А что, и стоит пощупать их с Рябым-то, – поддержал его кто-то.
Толпа загудела и стала обступать Рябого и Варлашкина.
Варлашкин беспокойно заерзал, бросая из-под лохматых нависших бровей опасливые взгляды. Рябой не шелохнулся, все так же покусывал веточку, словно никого и не было.
– Вот паразит! Он еще и не замечает нас! Бей его, ребята!
– Стой! – крикнул Сережкин и поднял руку. – Осади назад! Храбрецы!
– Как же так получается? – обратился к ним старшина. – Вас много, и ничего сделать с Рябым не могли, а я один – и вот обезвредил его…
– Так на то вы и власть!
– Вам положено.
– Мы что? Мы – посторонние, – раздались возгласы из толпы.
– Значит, не накипело, – снова угрюмо пробасил Ипатов.
– Эх вы, люди-головы! – воскликнул Сережкин и почесал затылок.
8
Поздно ночью сильно постучали в окно избы милиционера Сережкина.
Татьяна вскочила с постели в одной рубашке, подошла к окну и, приложив ладони козырьком к щекам, стала всматриваться через стекло.
– Никак, Вася! – радостно воскликнула она и пошла открывать дверь.
– Ну, слава богу! – лепетала она сонным голосом через минуту, зажигая в чулане лампу. – Неделю не был дома. Ну, что там у тебя?
– Обыкновенно, порядок наводил, – ответил Сережкин, с трудом стягивая волглые сапоги. Он не любил расписывать дома о своих делах.
– Навел порядок-то? Ну и хорошо. Поужинаешь?
– Нет, молочка, пожалуй, выпью. Отнеси-ка мой портупей на стол, – сказал он, подавая Татьяне снаряжение. – Эх, хоть высплюсь! – Он аппетитно потянулся.
Татьяна поставила на стол глиняный горшок молока, сама ушла в соседнюю комнату.
Сережкин выпил залпом молоко, погасил лампу, постоял с минуту над кроватью сына.
– Спит, кочедык, – ласково пробасил он и положил на подушку мальчика горсть нешелушеных лесных орехов.
А через минуту всю избу заполнил громкий затяжной храп Сережкина, от которого тихо и жалобно тренькали оконные стекла.
1954

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11