Рассказы -
Борис Можаев
ОХОТА НА УТОК
Однажды мне сказал редактор:
– Поезжай-ка в Усингу и напиши очерк о заготовителях пробковой коры, особенно о Сучкове. Он и мастер-заготовитель, и охотник, – словом, на все руки от скуки. Заверни этак покрепче, да про психологию…
И я полетел в таежную глухомань на «кукурузнике». Первым, кого я встретил, подходя к таежному селу, был обыкновенный русский мальчик лет семи. Вся одежда его состояла из застиранных зеленых штанишек. Он стоял на опушке леса, возле дороги и сердито сопел, завязывая резинку штанов. Завязав резинку, он победно посмотрел на меня и серьезно заявил:
– Теперь не спадет.
Не удостоив меня больше ни единым взглядом, он побежал по извилистой тропинке. Однако резинка подвела, и на зеленом фоне травы засверкала белая попка.
Я подошел к нему.
– Как тебя звать?
– Вова, – ответил он, развязывая узелок резинки.
– Сколько тебе лет, Вова?
– Тринадцать, наверно. Мамка мне не говорит, а я не знаю.
Мои вопросы, очевидно, пробудили в нем интерес к моей персоне. Он оторвался от резинки и, сморщив конопатый нос, посмотрел на меня.
– А мамка мне не дает на конфеты копеечки, – испытующе сказал он.
Я дал ему несколько монет.
– А у нас живая утка есть, дикая… – поведал он, решив, очевидно, что даром деньги не берут.
– Почему же она не улетает от вас?
– А мы у нее из крыльев перья повыдергали, – ответил Вова, потом, подумав, добавил: – Ее Толька с Васькой с собой забрали.
– Куда же это?
– На Бурлит купаться. Вон туда, – махнул рукой. – Все иди, иди, потом будет трава, потом дыра большая, вот такая! Пролезешь в дыру – там их увидишь.
– А кто твой отец?
– Сучков.
– Николай Иванович?
– А га.
– Ну, тогда веди меня домой.
Я знаком был с Сучковым. Он заезжал ко мне, привозил множество таежных историй и всякий раз приглашал к себе. В его рассказах много было необычного, загадочного, и сам он казался мне существом романтичным. И вот его сынишка, деловито посапывая, ведет меня к одиноко стоящему домику возле самой протоки.
Навстречу нам бросился со звонким лаем белогрудый кобель.
– Нельзя, Тузик! Свои, – важно сказал Вова, отстраняя морду рослой собаки, приходившейся ему почти по плечи.
Из сеней вышел Сучков в распоясанной косоворотке, в сандалиях на босу ногу. Отворяя двери, он всматривался в меня, наконец улыбнулся.
– Андреич! Вот кто навестил меня в берлоге. Ну, проходи, проходи, – говорил он, пожимая мне руку и обнажая в улыбке ровные крепкие зубы.
Невысокого роста, худощавый, жилистый, заросший черной щетиной, в черной пузырившейся от ветра рубахе, он был похож скорее на таежного бродягу, чем на известного мастера-заготовителя.
– Надумал, значит, – говорил он, усадив меня за стол в сенях и наливая мне кружку мутно-желтой медовухи. – Ну-ка, давай, брат, дерябнем за встречу.
Мы выпили.
– Отдохнуть приехал или по делу?
– Думаю написать что-нибудь о корозаготовителях.
Он засмеялся сильным неторопливым смехом:
– Что это нынче потянуло вас на бархатное дерево, как мух на мед. Ко мне ты уж из третьей газеты приезжаешь.
В сени вышла из избы молодая женщина в повязанном углом платке, в свободной ситцевой кофте, выпущенной поверх юбки, босая.
– Моя жена, Наталья. Познакомься! – сказал мне Сучков.
Наталья неуклюже подала прямую, как лопата, ладонь с жесткими мозолями.
– Что ж вы в сенях уселись? Проходите в избу, – пригласила нас хозяйка.
– А нам и здесь неплохо, – отвечал Сучков, хитровато подмигивая мне. – Достань-ка нам чего покрепче, тогда и в избу зазывай.
– Вовка, подь сюда! – крикнула Наталья и уже в избе наказывала мальчику: – Сбегай в погреб, чашку с грибами принеси.
Пробегая мимо нас, мальчик похвастался перед отцом подаренными мной деньгами.
– Молодец! – одобрил отец. – Где ты раздобыл?
– Дядя дал.
– Ого! Он уже с тебя за постой взял. Вот сорванец! – В голосе отца чувствовалось удовлетворение практичностью сына.
Я с любопытством приглядывался к Сучкову. Своею простотой и откровенностью он вызывал чувство симпатии, и в то же время что-то мне в нем не нравилось.
– А ведь я собираюсь на охоту, уток пострелять. Может, съездите со мной. Здесь недалеко, километров пять будет. Поедемте! Пробковая кора от вас не уйдет – насмотритесь еще.
«А что, – подумал я, – надо своего героя наблюдать не только в деле». И я согласился.
Сучков повел меня в избу смотреть ружья. Изба оказалась довольно просторной, без перегородок. В двух углах стояли деревянные кровати, покрытые сшитыми из лоскутов одеялами, посреди избы – печь и два стола со скамейками. На неоштукатуренных стенах висели плакаты, оленьи рога и ружья.
Мы выпили на дорогу крепкую настойку и закусили солеными грибами. Во время нашей выпивки хозяйка сидела в стороне, спокойно сложив руки на коленях. Такое положение в этом доме считалось, очевидно, обычным, и меня все более занимал характер хозяина.
– Наталья, ружья, – приказал Сучков.
Наталья подала ружья, и мы пошли.
Метрах в десяти от дома протекала заросшая тростником и кувшинками протока. На берегу под развесистым ильмом лежала длинная узкая долбленая лодочка, называемая здесь по-удэгейски оморочкой. Сучков легко поднял оморочку и опустил на воду. Тузик, виляя от радости всем телом, ошалело крутился в ногах.
Я прыгнул в оморочку и еле устоял на ногах. Лодочка дернулась подо мной, вильнула кормой и, зачерпнув воды, закрутилась, готовая вот-вот погрузиться.
– Осторожней, черти тебя драли! – выругался Сучков. – Сиди смирно.
Вскоре оморочка успокоилась. Сучков вычерпал консервной банкой воду, и мы тронулись.
Сучков сидел на носу оморочки и делал плавные гребки двухлопастным веслом.
1 2 3