Он взял в руки лист пергамента.— Вот это заклинание читается вслух посвященным. Когда-то я должен был выучить его наизусть. Послушайте! «Главное в том, чтобы народ призвал жрецов, обладающих мужеством, принести в жертву лучших… Жрецов, проливающих кровь, кровь, кровь! Жрецов, которые убивают». Вы познакомитесь с автором, когда побываете в нашей вилле на озере Штарнберг.А вот библиотека. Она хорошо подобрана. Вот тут «Mein Kampf» и Розенберг; классические труды наших лидеров; сборники нацистских песен. А тут вот самые кровавые книги, опубликованные за последние годы. Наши киоски ломятся от подобной стряпни. Жаль, что вы не читаете по-немецки. Вот этот каталог — свидетельство нашего прогресса! Сорок семь издательств, двадцать книжных клубов состоят на службе нашей пропагандистской машины. Вы всюду можете купить газеты нашей молодежной организации. — Он перелистал целую кучу журналов. — Добротная продукция в духе старой боевой «Гитлерюгенд».А вот популярный роман «Пражские дьяволы». В нем рассказывается, как постыдно вели себя чехи по отношению к нам. Мать никак не может забыть дней своего величия в Чехословакии, где она жила в замке вместе с женой гаулейтера Гейдриха. Там же мой отец осваивал профессию, которую он позже применил на практике в Норвегии. Вот в этой картотеке с надписью: «Инструктивные и культурные фильмы» — имеются фотоснимки зверств в Лидице и репрессий, которым были подвергнуты норвежские крестьяне в отместку за смерть моего отца от руки партизан. Хотите посмотреть? Не хотите? Не хотите взглянуть и на дядюшку Хорста в деревушке Орадур? Не хотите?Вот это, можно сказать, библия матери: «Эсэсовские войска в боях». Сейчас это бестселлер. Когда я болел, она, бывало, читала мне вслух. Вот ее любимый отрывок: «Война — великолепное приключение. Разрушение и зрелище разрушения доставляют наслаждение… Война — вид спорта. Чтобы убивать, нужна отточенная техника, и применять ее нужно спокойно и невозмутимо».Захлопнув книгу, он поставил ее обратно на полку.— Теперь я угощу вас отборнейшим номером программы. — Он открыл магнитофон и поставил пленку. — Это речь фюрера, записанная на пленку в сорок третьем году, в которой он излагает своим верным приверженцам план завоевания Европы. Эта запись весьма популярна среди нацистских организаций. Мне приходилось слышать эту речь так часто, что я знаю ее наизусть.Пронзительный голос, усиленный громкоговорителем, резал слух напыщенной, истерической декламацией.— Говорят, когда он взвинчивал себя, то начинал плеваться. — Рот Ганса искривился в брезгливой гримасе. — Если вы думаете, что эта галиматья может интересовать только идиотов, вы ошибаетесь. Доложу вам, что я видел генералов и министров, когда они слушали эту запись. Они стояли как зачарованные, теребя свои «Ордена крови», свои Ritterkreuze. Они слушали и, слушая, пожирали глазами карту мира… и мечтали.Жаль, что вы не можете понять вот эту запись. Она начинается так: «Я держу мои соединения „Мертвая голова“ в готовности к безжалостному уничтожению мужчин, женщин, детей польского происхождения…»Он перевел на Джой свой взгляд, в котором она прочла отвращение. Его тихий голос вонзался, как скальпель, в оцепеневшие клетки ее мозга. — Дядя Карл добросовестно выполнил этот приказ. За свои труды по уничтожению жителей Львова он получил орден. Он был заместителем командира батальона «Нахтигаль», который прошел всю Украину, убивая, грабя и насилуя. Фотографии всего этого, снятые дядей Карлом, хранятся у нас.Эта запись очень популярна. Впрочем, не так, как другая, известная под названием «До Москвы осталось всего сто километров». К сожалению, нет такой записи, чтобы напомнить нам о том, насколько дальше пришлось нам шагать назад от Москвы!Поставив пленки на место, он добавил:— Возможно, вам будет легче, если я скажу, что в лице моей матери Стивен приобрел врага на всю жизнь в первую же неделю по приезде, назвав все это патологическим бредом и наотрез отказавшись переступить порог этой комнаты.Ганс загасил лампочки одну за другой. Остался лишь трепетный огонек лампадки, запах туберозы, лампадного масла и еще чего-то, что Джой запомнила на всю жизнь. Глава XVII Услышав шаги Стивена на лестнице, Джой постаралась как можно дольше задержаться в комнате Энн. Наконец все мелкие дела, какие только она могла придумать, были сделаны. Но все же она медлила. Глядя на ребенка при слабом свете ночника, поставленного здесь, когда Энн была больна, Джой почувствовала, что к ней возвращается способность ощутить боль, как это бывает, когда наркоз начинает терять силу. Беззащитность этого существа ее пронзила: сомкнутые веки, розовые щечки, маленькая, зажатая в кулачок ручонка; Энн казалась совсем младенцем. Сердце защемило при мысли, что там, далеко, за десять тысяч миль, сейчас просыпается Патриция, смуглокожая Пат, веселая девчушка, так не похожая на Энн, и все же похожая. Как могла она расстаться с ней?Энн и Патриция — вот все, что осталось от ее мира, который сегодня разбился вдребезги. Ее дочери… в их жилах течет кровь этой семьи… Нет, нет! Стивен не может быть похож на свою семью. Стивен другой. Он страстно любит своих детей, он страдает, когда страдают они.И вдруг ей послышался голос Брунгильды, как если бы ска стояла рядом с ней: «Гесс очень любил жену и детей».Это было свыше ее сил. Она выключила ночник и неторопливо пошла к двери. Взявшись за дверную ручку, она помедлила. Сердце так колотилось, словно вот-вот оно разобьется. Джой показалось, что прошло бесконечно долгое время, прежде чем она решилась. Открыв наконец дверь, она тихонько прошла в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85