он солгал, говоря о заседании.
– Я хочу, чтобы ты помог моим друзьям.
Настороженность в его глазах стала еще заметнее, брови сошлись у переносицы, он весь напрягся, как фехтовальщик, готовый отразить удар противника.
– Если речь идет о какой-то сумме, это легко устроить.
– Нет, в деньгах я не нуждаюсь, спасибо. Тут нужно нечто другое.
– Тогда говори, в чем дело.
Она рассказала ему все, и с каждым словом ей становилось легче. Он слушал, не меняя выражения лица. Она говорила, и в голове у нее мелькали образы, как будто немой фильм сопровождал ее монолог. Кристофер, Кристофер и Занни, Кристофер и Кристина, такие похожие и все же такие разные. Уэйлер, нежно-голубое море. Она забыла, что намеревалась пустить в ход свои чары. Она умоляла его о чем-то, что было важно не только для дочери Кристофера, для Уэйлера, но и для нее самой. Если она сможет спасти то, во что верил Кристофер, она, возможно, будет прощена. Но об этом она ничего не сказала.
Она призвала на помощь все мастерство, стремясь рассказать свою историю так, чтобы она могла заинтересовать газетчика – историю романтическую, сенсационную; она делала особое ударение на том, что он всегда так ненавидел, – говорила о коррупции крупных преуспевающих компаний, о полицейских чинах, превышающих свои полномочия. Наконец она замолчала, ожидая ответа, надеясь, что теплота, сменившая выражение настороженности в его глазах, означала: ей удалось задеть его за живое. Он слегка улыбнулся.
– Господи, не знаю, что ты за это время с собой сделала, но сейчас ты еще красивее, чем прежде.
Она совершенно растерялась. Ведь она открыла ему свою душу, хотела, чтобы они нашли общий язык, чего им никогда не удавалось, а он слушал и воспринимал ее такой же, какой она была прежде. Что же делать? С ума сойти можно. Ну, будь же честной перед собой! Зачем ты торчала два часа в парикмахерской? Зачем оделась по его вкусу? Разве тебе не хотелось, чтобы именно такой была его реакция? Так воспользуйся этим.
– Вовсе нет, – бросила она и медленно улыбнулась. Такую улыбку агенты по рекламе называли загадочной. Ее саму удивило, как она смогла сыграть роль, к которой чувствовала отвращение. Что ж, око за око, зуб за зуб. – Если ты внимательнее присмотришься, то увидишь, что это не так. Просто ты меня давно не видел.
– Слишком давно. – Голос его стал резким. – Чертовски давно.
– Давай не будем говорить об этом сейчас, – сказала она все с той же улыбкой. – Я позвонила тебе не для того, чтобы выслушивать комплименты. Я хочу, чтобы ты мне помог.
– Но в чем?
– Прости, я, очевидно, не вполне ясно высказалась. Я хочу избавить Ларри от тюрьмы. Я хочу, чтобы вся семья вернулась в Уэйлер. Я знаю, что и Кристофер хотел бы того же.
– Но как я могу помочь? – В его голосе слышалось раздражение.
– Мне сказали, что если предать происшествие гласности, дело будет прекращено.
– Тебе это не удастся. Кучка аборигенов против городских властей… Ты только зря теряешь время.
– Так могло быть десять, даже пять лет назад, но не теперь. Все очень остро реагируют на то, что происходит с аборигенами в Австралии. А если бы ты взялся за это…
– Что ты имеешь в виду, говоря «если бы ты взялся за это»?
– Я хочу сказать… Если бы «Глоуб» осветила эту историю на своих страницах, у нас были бы шансы выиграть.
– Но у нас ведь совсем другое направление.
– А разве ты не можешь как-то изменить это направление?
– Я ведь всего лишь редактор.
– Ты всегда говорил, что одна из причин, по которой тебе хотелось бы стать редактором, – это возможность определять направление газеты.
От второго стакана виски румянец на его скулах стал еще ярче. Он вдруг перегнулся через стол и взял ее руки в свои.
– Зачем тебе нужно так мучить меня с самой первой встречи после стольких месяцев разлуки?
Она не могла ответить. От его прикосновения в ней запылал пожар, уничтоживший существовавший еще минуту назад барьер между ними. Ее пронзила острая боль, сменившаяся неожиданной радостью.
Он взглянул на часы:
– Ну и получу же я взбучку. До заседания осталось всего четырнадцать минут.
Он снова сжал ее руку. Голос у него стал вкрадчивым.
– Я все это обдумаю, – сказал он. – Если хочешь, вечером после работы я заеду и скажу тебе, что смогу сделать.
Она встала. Голова у нее шла кругом от ощущения победы. Помогая ей сесть в такси, он задержал ее руку в своей.
Она вставила ключ в замок и на мгновение замерла, страшась открыть дверь и еще более страшась замешкаться возле нее. Могилка Джаспера под кустом жасмина заросла травой, и только невысокий холмик еще напоминал о ее местонахождении. Но сейчас стыд, все это время терзавший ее, уступил место ликованию: она вернулась домой с победой. Войдя в квартиру, она снова остановилась, ожидая, что ее охватит прежнее гнетущее настроение, но этого не случилось. Все прошло. Она открыла балконную дверь и застыла, завороженная великолепием вечерней зари над грядой Мосмена, сверкающей в стеклах окон. А высоко в зеленоватом небе медленно плыли пылающие перистые облака, они отражались в воде залива, золотя темнеющую глубь. С деревьев над утесами эхом разносился крик куравонгов. Она вдыхала бодрящий воздух, чувствуя, как он изгоняет мглу из самых дальних уголков ее сознания.
Она ликовала, ибо прежнее волшебство все еще имело силу. Стоило им только сесть друг против друга в каком-то полутемном ресторане, и это волшебство снова завладело ими. Видно, рок соединил их навечно, будто они выпили любовный напиток, как Тристан и Изольда. И их не могли разлучить ни его женитьба, ни рождение его детей. Она не задумывалась, да и не хотела задумываться о будущем – для нее существовало лишь настоящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81