Мне кажется, у меня это отцовское. В моего отца — маму я не считаю — тоже вечно влюблялись какие-то психопатки, старые девы со скрытыми или явными изъянами или разочаровавшиеся в жизни мымры.
Теперь же, приятно удивленный, я стал незаметно поглядывать на Майку. Мне нравилось смотреть на ее гладенькие щеки, на спрятанные за уши золотые прядки, на губы, которые слегка шевелились, точно она шептала молитву. Я даже ругал себя за то, что раньше ее чуть ли не ненавидел.
Она опять мне улыбнулась:
— Будем держаться вместе, хорошо?
— Отлично, — ответил я насколько мог непринужденно.
Понаблюдав с минуту за новыми выходками Дориана, Майка брезгливо поморщилась.
— Ты знаешь, кто это?
— Нет. Знаю только, что он играет положительного героя.
— Не люблю положительных, — еще больше скривилась Майка.
— А я как раз отрицательный, — поспешил сказать я.
Она посмотрела на меня с уважением, как Цецилия на портрет Оскара Уайльда, — есть такой английский писатель. У меня точно крылья выросли, и я подумал, что мы проживем и без отцовской зарплаты и выдержим даже столкновение с этим астероидом, который все называют кометой.
— Кажется, ты встречалась с каким-то венгром или перуанцем.
— С кем? Что-то не помню.
— Чернявый такой парень. Вы даже как-то поздней осенью ели на улице мороженое.
— А, это, наверно, наш сосед. Вечно за мной таскался. Слава богу, уже уехал.
— Правда? — Я даже подпрыгнул на сиденье, но, к счастью, в эту минуту подпрыгнул и автобус, въезжая в ворота аэродрома.
— Что правда?
— Так недолго у нас прожил? — выкрутился я.
— Мне даже вспоминать о нем неохота. — Майка пренебрежительно ударила поводком по пластмассовому шлему. — Ты что сделаешь с деньгами?
— Которые получу за съемки?
— Да. Я свои отложу на каникулы. Знаешь, что я решила? Поездить автостопом.
Мне это понравилось, только вряд ли у нее что-нибудь получится. У взрослых хватает ума, чтобы не выдавать книжечек автостопа ребятам нашего возраста. Майке, правда, можно было дать лет пятнадцать, хотя она была выше меня от силы на сантиметр, а то и на полсантиметра. Впрочем, у нее были довольно высокие каблуки. Будь у меня такие, еще неизвестно…
— Мне вообще-то деньги не нужны, — ответил я, небрежно вытянув ноги. — Я со скуки записался.
— Не выдумывай. Деньги всегда пригодятся. А чем занимается твой отец?
— Он специалист по электронным машинам, — неохотно ответил я.
— Интересно. Мой тоже. Он директор института.
— Я в его дела особенно не вникаю, — поспешил сказать я. — Приехали.
Наш автобус уже лавировал между громадными самолетами, которые оказались не такими уж и серебряными. Некоторые были изукрашены черными пятнами сажи и потеками смазочных масел, а на одном я даже заметил обыкновенную сельскую грязь, будто он в весеннюю распутицу вернулся из деревни.
— Петр, — услышал я тихий голос.
— Что? — шепнул я, и сердце у меня опять заколотилось.
Майка смотрела выжидающе, а я растерянно на нее уставился, не понимая, чего она хочет. И наконец увидел ее протянутую, словно только что вымытую горячей водой руку.
— Дружба? — спросила она.
— Дружба.
Я хотел поцеловать эту теплую руку, но постеснялся. И поспешил отдернуть свою — так резко, что сбросил с ее колен шлем.
Огромная бетонная площадка на краю аэродрома была загромождена какими-то ящиками, кабелями и деревянными сооружениями. Посередине, лихо раскорячившись, стояла камера, закутанная в черную тряпку: казалось, ревнивый оператор закрыл ей глаза, чтобы она ничего не видела. Вокруг вертелась куча народу, в том числе все мои знакомые: и Щетка, и бледный Нико, и Щербатый, и даже сам ужасно таинственный Заяц. Бородатый оператор, которого все называли Команданте, флегматично ел что-то с бумажки, запивая чаем. А сбоку стоял режиссер, то есть Лысый, или Плювайка, как его звал Щетка. Скрестив на груди руки и сплевывая сухими губами то медленно, то очень быстро, он глядел на пожухлую траву за бетонной площадкой. Через открытую дверцу грузового фургона я увидел недовольную блондинку, нашу Хозяйку. На ней был пластиковый костюм, который практически ничего не закрывал, но сейчас она куталась в тулуп, какие носят шоферы. И жадно сосала леденцы, вынимая их из громко шелестевших фантиков.
— Партизаны, не разбегаться! — крикнул нам Щетка. — Сейчас будет освоение.
Мы не очень поняли, что нам предстоит осваивать, и, усевшись у дверей огромного ангара, ста-
ли смотреть на механиков, которые, перестав ковыряться в самолете, с не меньшим любопытством пялились на нас.
— Это наша ракета. Точь-в-точь такая, как в книжке, — возбужденно сообщил Дориан.
Действительно, довольно далеко от нас, на бескрайнем пустыре аэродрома, стояла на хвосте большая, ярко раскрашенная ракета, к открытой дверце которой вела железная лесенка. Вид у ракеты, чего уж скрывать, был не ахти какой, и вообще она походила на ту, которую я недавно видел во сне про конец света. Но сон был какой-то путаный, и к ракете я не особенно присматривался, так что теперь почувствовал разочарование.
— Je suis, tu es, il est, — зашептала рядом со мной Майка.
— Что, что?
— Ничего. Повторяю французские слова. Ужасно скучно так сидеть.
— Я тоже по-другому все себе представлял.
Но тут поднялась дикая суматоха. Камеру открыли, кто-то к ней бросился, но тут же был отогнан режиссером, который самолично спрятался под черную фланелевую тряпку и, яростно сплевывая, прилип к видоискателю. Нами занялся Щербатый, призвавший на помощь Щетку и бледного Нико. Они построили нас в колонну и заставили одного за другим входить по железным ступенькам в ракету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70