Но были среди нас и те, кто усматривал в центральной фигуре не Венеру, но Гермафродита, символ душ, достигших центра мира, кульминационного пункта, к которому должен стремиться в своих поисках алхимик.
– А можешь ли ты в таком случае делать золото? – должно быть, спросил Доктор, которому тот вероятно отвечал: – Смотри же! – открывая на миг видение сейфов, до краев наполненных рукотворными слитками.
– А можешь ли вернуть мою молодость?
Теперь искуситель показывает ему Аркан Любовь,в котором повесть о Фаусте переплетается с историей Дона Гуана Тенорио, без сомнения также скрывающейся в хитросплетениях карт таро.
– Что ты хочешь в обмен на секрет?
Карта Пары Кубковбыла напоминанием рецепта создания золота; она могла быть прочитана, как дух разъединенных Серы и Ртути, или же союз Солнца и Луны, или же конфликт между Стабильным и Непостоянным, рецепт, содержащийся во всех трактатах; но чтобы принудить его заработать, можно провести всю жизнь, раздувая печные меха, без всякой надежды чего-либо достичь.
Наш сосед, казалось, вычитывал в картах таро историю, все еще происходящую с ним самим. Однако в какой-то момент показалось, что нам не стоит ожидать каких-либо непредвиденных происшествий: Пара Монетграфически выразительно указывает на обмен, сделку, do ut des;и поскольку предметом сделки могла быть только душа нашего компаньона, можно было увидеть бесхитростную аллегорию обмена в изменчивом, крылатом создании Аркана Сдержанность;и если мрачный колдун занимается торговлей душами, то это позволяет считать его Дьяволом.
При содействии Мефистофеля любое желание Фауста незамедлительно исполнялось. Или, иными словами, Фауст получал золотой эквивалент всего того, что желал.
– И вы не противились?
– Я думал, богатство есть что-то иное, растущее, изменчивое, но не видел ничего, кроме кусков одинакового металла, который появляется и исчезает, накапливается и служит только собственному постоянному и однообразному умножению.
Все, до чего дотрагивались его руки, превращалось в золото. Итак, повесть Доктора Фауста смешалась также с историей царя Мидаса в карте Туза Монет,изображающей земной шар в виде сферы из твердого золота и превращающей сухую абстракцию в деньги, несъедобные и мертвые.
– Ты уже жалеешь, что подписал соглашение с Дьяволом?
– Нет, ошибкой было обменять свою единственную душу на холодный металл. Если бы Фауст поступился пред многими дьяволами одновременно, смог бы он спасти свою растерянную душу, найти золотую жилу на дне пластичной сущности, увидеть Венеру, безустанно возрождающуюся в пене на берегах Кипра?…
Аркан Восемнадцатый, который мог бы завершить повесть доктора алхимии, также мог бы начать историю воинственного искателя приключений, иллюстрируя его рождение под открытым небом, при свете звезд. Сын неизвестного отца и свергнутой беглой королевы, Парсифаль несет в себе тайну своего рождения. Дабы затруднить ему возможность узнать ее, его мать (которая, вероятно, имела на то веские причины) научила его никогда не задавать вопросов, растила его в одиночестве, не допуская до принятия рыцарского обета. Но странствующие рыцари скитались даже в таких диких торфяниках, где скрывался мальчик, и он, никого не спросясь, присоединяется к ним, берется за оружие, вскакивает в седло и топчет мать под копытами своего коня.
Дитя преступной связи, нечаянный матереубийца, вовлеченный вскоре в не менее запретную любовь, Парсифаль бежит сквозь лес в полном неведении. Не зная ничего, что нужно знать, если намерен добиться успеха, он вел себя согласно правилам рыцарского поведения, ибо так уж он был создан. И чистый в своем неведении, он путешествует по местностям, отягощенный мрачной тайной.
Пустыня простирается на карте таро Луна.На берегу мертвого озера стоит замок, на его Башнюпало проклятие. Здесь обитает Амфортас, Король-Рыболов, и мы видим его, старого и немощного, зажимающего рукой рану, которая отказывается заживать. Пока не будет излечена эта рана, колесо трансформаций останется неподвижным, то колесо, что движется от света солнечных лучей к зелени листьев и к веселью весенних праздников равноденствия.
Возможно, грех короля Амфортаса состоит в бесполезной мудрости, печальном знании, содержащемся, вероятно, на дне сосуда, который несут люди вверх по ступеням замка. Парсифаль видит эту процессию, и он желал бы знать, что это такое, но остается безмолвным. Сильная сторона Парсифаля состоит в том, что он так неопытен в мире и так поглощен самим фактом своего нахождения в нем, что ему никогда не приходит на ум спрашивать о том, что он видит. И все же даже одного его вопроса было бы достаточно, чтобы хранилище знаний, собранных на протяжении столетий на дне горшков в раскопках, раскроется, эпохи рухнут от задвигавшихся вновь теллурических слоев, будущее воскресит прошлое, пыльца обильных цветений, тысячелетиями погребенная в торфяных болотах, начнет носиться в воздухе вновь, поднимаясь с пылью мертвых веков…
Я не знаю, как долго (часы или годы) Фауст и Парсифаль соперничали за трактирным столом в выяснении своих путей, карта за картой. Но всякий раз, как они склонялись над картами таро, их истории читались по-иному, претерпевая изменения, вариации, подвергаясь влиянию времени дня и направлению мыслей, колеблясь между двумя полюсами: все или ничего.
– Мир не существует, – заключил Фауст, когда маятник достиг противоположной крайности, – нет общности, одновременно данной: есть лишь конечное количество элементов, чьи комбинации умножаются до миллиардов и миллиардов, и лишь некоторые из них обретают форму и смысл и их удается ощутить, несмотря на бессмысленность, бесформенность пылевого облака, подобно семидесяти восьми картам колоды таро, в комбинациях (совпадениях) которых появляется вереница историй, чтобы затем немедленно исчезнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29