Молодой был, иначе пел. У тебя внутрии-то живут? Забирай им корки.
– Чего ты ему все отдаешь? Я для козочки возьму. – Груша потянулась к корзине.
– Я те дам козочку! – замахнулся на нее Петров. – Сядь на место!.. Воровка!.. Опять я одной нутрии не вижу.
От волнения Петров широко раскрыл рот, верхняя челюсть выпала и покатилась под стол. Притихший было Бука с ликованием кинулся за ней. Петров клюкой гнал пса трапезной, Вера Ивановна на корячках полезла под стол спасать Петрову челюсть.
– А мой Толян после первой тюрьмы заказал себе зубы, потом гадость выпил, они и растаяли у него прям во рте, – похвасталась Арина Маранцева.
– Он любое питье спичкой пробует: что горит, то и жрет.
– Ох, ох, не надо баловать… – запричитала очнувшаяся Шура. – Все батюшке рассказать…
Она недобормотала, в прихожую вошел Женя-сумасшедший, перегруженный огромной охапкой дров.
– Хлеб привезли, – радостно сообщил он, сваливая дрова возле котла.
– Вера Ивановна, будьте добры, дайте покушать.
– Чего расселись! – шикнул на старух Петров. – А ну кыш!
– А почему ты, Женя, без носок-то? – покачала головой Вера Ивановна.
– Разве тяжко носки обуть?
– Вы знаете, Вера Ивановна, – рассудительно сказал Женя, – практически невозможно. Я, прежде чем что-нибудь предпринять, должен выпить лекарство. А я порой забываю это сделать. Создается парадокс.
Вера Ивановна, пока разогревалась каша для Жени, нашла в шифоньере старые, дырявые носки.
– Ну-ка давай.
– Сыновье вам спасибо, Вера Ивановна, – поблагодарил Женя, взял носки и задумался.
– Ну что ты замер? Обувай.
Женя вертел носки со страдальческим лицом, не понимая, как с ними поступить.
– Пилюлю прими, – посоветовала Вера Ивановна.
– А где мое лекарство? – Женя отложил носки и нашел в кармане пузырек с таблетками, – Если не трудно, Вера Ивановна, немножко воды, запить.
– Горе ты мое, горе… – Вера Ивановна налила ему остывшего чаю. – Таблетки-то тебе тоже не в помощь. А если, не дай Бог, захвораешь, кто за тобой ходить будет?
– Я в Москву на улицу Восьмого марта поеду. В больницу. Там врачи очень хорошие. Или, может быть, жениться. Я человек красивый, у меня пенсия…
Вера Ивановна тяжело вздохнула и со скрипом встала на колени перед Женей.
– Давай-ка носочки обуем, а потом уж и сватов будем засылать. Кушать-то будешь или передумал?
– Нет, спасибо, я сыт, – улыбнулся Женя. – Я очень плотно сегодня позавтракал.
– А все-таки кашки вкуси слегка, для порядка.
Вера Ивановна зашнуровала ему башмаки и пошла поискать какое-нибудь лекарство от сердца. От богомольцев много чего остается. Она нашла запылившийся пузырек, похожий на сердечные капли, и с ним в руке вернулась в трапезную.
Женя сидел перед неначатой тарелкой. Вера Ивановна сунула ему пузырек.
– Это что?
– «Кардиамин», – прочитал Женя. – Плохо себя чувствуете?
Хотела Вера Ивановна ответить, что как наглядится на бедолаг, так у нее печь в груди начинает, но смолчала, накапала в чашку сколько капалось, долила чаю и выпила.
– Значит, исть не будешь? Значит, убираю? Или погодить? Может, покушаешь?
– Может, покушаю, – очень серьезно согласился Женя, выходя – за стола. – Спасибо, Вера Ивановна, было очень вкусно. Я пойду дровами займусь. – Он перекрестился на икону и вышел трапезной.
Вера Ивановна как-то бестолково поплелась за ним – отшиб Женька все ее планы: чего хотела-то? Посидеть бы немножко, глядишь, и вспомнила, да с другой стороны, чего рассиживаться – дел по горло. И для успокоения решила Вера Ивановна обойти церковь. Пустое вроде бы дело круги вокруг церкви вить, а помогает и сил придает.
Замотанные на зиму ульи стояли возле компостной кучи, на которой распухшими поросятами залежались два перезрелых кабачка. Сороки безбоязненно клевали помои, синичка у летнего рукомойника долбила расклекшее мыло.
– Кто ж это догадался на помойке пчел устроить? – сокрушенно покачала головой Вера Ивановна.
Возле котельной Александр Хромов кувалдой колол глыбы антрацита.
– Долбишь? – спросила староста. – Значит, оклемался. – И совковой лопатой отгребла уголь с дороги.
– Да я сделаю, – сказал Хромов.
– Хороший уголь, крупный. Еле достала. А справки-то нет. Проверялыцики объявятся – чего скажу? Поскорей бы уголь в подвал спровадить.
Хромов выволок кучи полуметровый оковалок антрацита и закашлялся.
– Куда не в подъем схватил? – засуетилась Вера Ивановна. – Брось, говорю, отстань от нее, иди чайку попей. – И, притишив голос, добавила: – Трись на людях-то, трись… В церковь приехал, к батюшке. Никто и не заметит…
– А долго сегодня?
– Чего, служба-то? До-олго… – закивала Вера Ивановна с гордостью.
– Батюшка наш с небрежением не служит. По полному чину, по-монастырски. Не как другие: отмолотил и побег. Тут его сын приезжая, Борька. Дьякон он в Москве. Сослуживал отцу. Все недоволен был, долго, говорит, служите. В два раза быстрей можно, как в других храмах. У нас такого, слава Богу, нет. Служит батюшка прилежно… Все бы хорошо, да вот плохо: никак, Саша, я с ним не столкуюсь. И знаю, грех, а ничего поделать не могу…
– Чего такое? – насторожился Хромов.
– К тебе не относится, наши дела…
Вера Ивановна хотела перемолчать, как обычно, когда видела любопытничание, но лихоман в душу не лез, отшагнул к углю и снова взялся за кувалду.
– Я ведь хотела ктиторов уйти, когда прежнего батюшку, отца Валентина, церкви выгнали. Думала, буду как все: приходить да тихонько в уголку Богу молиться. А батюшка отец Валентин не благословил. Оставайся, мать, говорит, без тебя храм запустеет. Береги храм. Вот и берегу себе на печаль-Вера Ивановна поставила лопату у входа в котельную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21