Сотрудницы отдела новостей аж чесались от возбуждения. Того и гляди, перекусают друг друга, подумал Патрик.
— Или вот, к примеру, другой вариант, — неторопливо продолжил он. — «Согласно всеобщему мнению, Джон Ф. Кеннеди-младший был человеком скромным. Да-да, скромный, порядочный парень. Подобные качества можно только приветствовать, ведь нам-то они совершенно не свойственны!»
Возникла пауза, которую можно было бы назвать вежливой, если бы не преувеличенно тяжкие вздохи сотрудниц новостной редакции.
— Я тут кое-что подготовила, — вкрадчиво сказала Мэри. Текст, впрочем, был уже записан на телесуфлер; должно быть, она сделала это еще вчера или даже позавчера.
«Бывают дни или даже недели, — говорилось там, — когда приходится выступать в неблагодарной роли гонца, приносящего дурную весть…»
— Чушь собачья! — не сдержался Уоллингфорд. — Какая там «неблагодарная роль»! Да мы ею наслаждаемся, этой ролью!
Но Мэри промолчала, по-прежнему сдержанно улыбаясь, а телесуфлер продолжал выдавать текст дальше: «Мы бы, конечно, предпочли роль друга и утешителя, а не ужасного вестника, но сейчас выпала как раз такая неделя». Далее по сценарию следовала пауза.
— Мне нравится, — сказала одна из сотрудниц. И Уоллингфорд отлично знал, что они, конечно же, успели все обсудить еще до летучки. (Так всегда бывало в редакции: обсуждение перед обсуждением.) И, несомненно, договорились, кто из них первым скажет это «мне нравится».
Потом другая сотрудница коснулась левой руки Патрика в известном месте и поддержала свою товарку:
— И мне нравится. Ты не то чтобы извиняешься, но несколько смягчаешь свои вчерашние слова. — Руку свою она не убирала несколько дольше, чем было бы естественно или необходимо.
— Кстати, рейтинги той программы оказались просто потрясающими, — сообщил Уортон. Патрик старался на него не смотреть; круглая физиономия этого типа, сидевшего по ту сторону стола, расплывалась перед глазами, как блеклое пятно.
— Да, Пат, вчера ты был на высоте! — в свою очередь высказалась и Мэри.
Ее замечание прозвучало очень вовремя и, несомненно, тоже было заранее отрепетировано на том «обсуждении перед обсуждением», что состоялось в кулуарах Не раздалось ни единого смешка; лица были строги, как у присяжных перед вынесением вердикта. Уортон, наверное, единственный среди всех собравшихся не знал, что вчера вечером Патрик Уоллингфорд уехал домой вместе с Мэри Шаннахан. Впрочем, для Уортона это ровно ничего не меняло.
Мэри дала Патрику вполне достаточно времени для ответа. Остальные тоже хранили вежливое молчание. Но, поняв, что никакого ответа не последует, Мэри сказала:
— Ну, если всем все ясно…
Уоллингфорд не дослушав ее, встал и пошел в гримерку. Перебирая в памяти последние события, он не жалел только об одном разговоре с Мэри: когда они во второй раз трахались, окруженные розовыми сполохами рассвета, он рассказал ей, что безумно захотел девчонку-гримершу. Мэри тут же его заклеймила:
— Энжи?! Ты в своем уме, Пат?
А он и понятия не имел, как ее зовут, эту гримершу.
— Не знаю… Эта девчушка еще все время жвачку жует…
— Ну да, Энжи! — воскликнула Мэри. — Да она же полная ду-у-ура!
— Ну и что? Она меня жутко заводит. Черт ее знает, почему. Может, из-за жвачки?
— А может, тебе просто неймется?
— Может быть.
Но на этом разговор о гримерше не кончился. Они шли пешком через центр, направляясь в кафе на Мэдисон-авеню, когда Мэри вдруг взорвалась:
— Энжи! Господи помилуй, Пат! Да это же просто посмешище! Она до сих пор с родителями живет! И папаша у нее из транспортной полиции или что-то в этом роде. Она ведь из Куинса, Пат!
— Какая разница, из какого она района? — осведомился Уоллингфорд.
Вспоминая об этом, он подумал: интересно! Мэри хотела иметь от него ребенка, хотела заполучить его квартиру, хотела присоветовать ему, как наиболее выгодным способом добиться увольнения… В общем, она как будто хотела стать ему другом (в тщательно просчитанных пределах, разумеется). Она хотела даже, чтоб у него и в Висконсине все устроилось — во всяком случае, явной ревности по отношению к миссис Клаузен она не проявляла. И в то же время ее чуть удар не хватил, стоило ей услышать, что у него на уме юная гримерша. С чего бы это?
Патрик сидел в гримерке, размышляя о причинах своей реакции на эту девушку, а Энжи трудилась, убирая морщинки и темные круги у него под глазами.
— Плохо спали, да? — спросила она, умело накладывая грим. Сегодня у нее была другая жвачка — вчера от нее пахло мятой, а теперь чем-то фруктовым.
— Да, к сожалению. Бессонница, — ответил Патрик.
— А отчего не спится-то? — спросила Энжи. Уоллингфорд нахмурился: он решал, как далеко можно с ней зайти.
— Не надо хмуриться! Расслабьтесь, расслабьтесь! — велела Энжи, мягкой кисточкой нанося ему на лоб пудру телесного цвета. — Вот, так-то оно лучше! Так чего вам не спится? Может, скажете?
«Да ладно, какого черта!» — подумал Патрик. Если миссис Клаузен его отвергнет, все остальное ему до лампочки. Ну, сделал он ребенка новому боссу, и что с того? Он уже решил — где-то посредине обсуждения программы, — что не станет меняться с Мэри квартирами. Но если Дорис скажет «да», это будет последняя ночь его мужской свободы. Известно же, что многие гуляки становятся добропорядочными семьянинами. Это напоминал о себе прежний Патрик Уоллингфорд — легкомысленный и беспутный, как в молодые годы.
— А не спится мне потому, что я все время думаю о тебе, Энжи, — признался он.
Гримерша большим и указательным пальцами массировала складку в углах его губ — Энжи называла ее «улыбчатой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115