И вернулась лишь часов через десять после приема темно-синей капсулы. До следующего приема оставалось два часа — они показались ему вечностью. Во время этого мучительного ожидания Патрик мог говорить с доктором Чотья только об одном: о таинственном снадобье.
— Что же это такое? — спрашивал Уоллингфорд, и жизнерадостный парс весело отвечал:
— Вообще-то его изобрели как средство от импотенции, но должного эффекта не добились.
— Не может быть! Оно отлично действует! — возразил Уоллингфорд.
— Ну… видите ли, от импотенции оно все же не избавляет, — покачал головой доктор Чотья. — От боли — да, хотя это и обнаружилось совершенно случайно. Еще раз прошу вас, мистер Уоллингфорд, запомните раз и навсегда: ни в коем случае не принимайте две капсулы сразу!
—А по-моему, было бы здорово принять сразу три или четыре штуки! — сказал Патрик, но веселый огнепоклонник на сей раз не был расположен шутить.
— Вовсе нет, можете мне поверить, — отрезал он. Честно соблюдая двенадцатичасовой интервал, Уоллингфорд принял еще две темно-синие капсулы, а одну доктор Чотья дал ему с собой на дорогу. Патрик, правда, попробовал поторговаться, сказав, что перелет занимает больше двенадцати часов, но доктор остался непреклонен. Вместо заветных капсул Патрик получил обыкновенный тайленол с кодеином, чтобы унимать боль, когда закончится действие индийского анальгетика.
Итак, Патрик Уоллингфорд четырежды видел один и тот же сон — в последний раз когда он летел из Франкфурта в Нью-Йорк. Он немного схитрил и, несмотря на сильные боли, сперва принял тайленол с кодеином — перед перелетом Бомбей — Франкфурт, — а индийское средство приберег напоследок.
Бортпроводница заговорщически подмигнула Уоллингфорду, когда прервала его блаженный сон за несколько минут до приземления в Нью-Йорке.
— Если это от боли вам такие сны снятся, — шепнула она, — то и я бы не прочь помучиться вместе с вами! Никогда не слышала, чтобы столько раз за ночь говорили «да!».
Но хоть она и дала Патрику свой номер телефона, звонить он не стал. И в последующие пять лет не ощутил, занимаясь сексом, того острого наслаждения, какое испытывал во сне после приема чудесного лекарства. И лишь затем, спустя долгие годы, он стал понимать: лекарство, которое давал ему доктор Чотья, не просто утишает боль и повышает потенцию, но — что куда важнее — позволяет предвидеть будущее.
Однако еще одно свойство темно-синей капсулы сказалось довольно быстро: Патрик почти избавился от ночных кошмаров — разверстая львиная пасть и свирепый взгляд хищника снились ему теперь не чаще одного раза в месяц. Огромный морщинистый лоб, темно-рыжие дуги бровей, рой мошек над густой гривой, продолговатая окровавленная морда, покрытая старыми шрамами, — все это Уоллингфорд помнил до мельчайших подробностей, но снились ему глаза льва — огромные, желто-коричневые, исполненные печали. Никогда в жизни не забыть ему этих глаз, бесстрастного, профессорски отрешенного взгляда.
Впрочем, что бы там ни снилось самому Уоллингфорду, телезрители того канала, который по праву назывался «международным катастрофическим», долго еще вспоминали и даже видели во сне эпизод с поеданием руки — каждое мгновение этой душераздирающей сцены.
Горе-канал, из-за своих пристрастий к показу нелепейших и чудовищных происшествий давно ставший предметом шуток, неожиданно снискал симпатии зрителей, когда один несчастный случай вклинился в другой и жертвой оказался тележурналист. (Последнее обстоятельство сделало историю о сверхскоростной ампутации особенно популярной.)
Взрослые, как правило, жалели руку, отгрызенную львом, а уж во вторую очередь — несчастного репортера. А вот симпатии большей части детей были отданы льву. Хотя, разумеется, телевизионщики официально предупреждали, что детям этот сюжет смотреть не рекомендуется. Но дошколята прилипали к экранам телевизоров целыми группами. А ученики начальных классов, читавшие уже довольно бегло и осмысленно, вернулись назад — к дописьменному, чисто визуальному восприятию.
Родители же надолго запомнили те послания, что рассылались тогда по домам: «Убедительно просим вас — не позволяйте детям смотреть телевизор, пока не закончится показ сюжета о нападении льва на журналиста».
Когда на экране впервые показали пресловутый сюжет, бывшая научная руководительница и бывшая любовница Патрика Уоллингфорда вместе со своей единственной дочерью путешествовала за границей.
Дело в том, что на последнем году своего пребывания в школе-интернате ее дочь умудрилась забеременеть. В принципе ничего особенного в беременности почти взрослой девушки нет, и все же это событие оказалось несколько неожиданным для руководства школы, где учились одни только девочки. Дальше все пошло известным порядком: аборт, депрессия, и в результате школу она так и не кончила. Бедняжка чувствовала себя просто раздавленной: ее неказистый приятель дал деру, когда она и не знала, что носит его ребенка, а теперь ей еще предстояло сидеть второй год в выпускном классе.
Ее мать тоже переживала непростой период. Ей было за тридцать, когда она соблазнила Уоллингфорда; он был моложе ее лет на десять и считался самым привлекательным среди выпускников и аспирантов. Теперь же ей перевалило за сорок, она второй раз разводилась, и ее адвокату пришлось здорово попотеть, ибо весьма некстати выяснилось, что на этот раз — хотя и впервые в жизни — она вступила в связь чуть ли не с первокурсником.
Это был красивый и, к сожалению, единственный мальчик в той группе, которой она читала лекции о поэтах-метафизиках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115