— Читай дальше. А потом ты начнешь «Паутину Шарлотты», а я закончу. Я хочу сам прочитать тебе конец.
Сара чуть подвинулась, переменив позу; пенис Патрика скользнул по ее бедру, а культя коснулась ее ягодиц Может быть, Сара и попыталась определить, что именно и в каком месте к ней прикасается — размер для нее значения не имел, — однако подобные мысли могли вернуть обоих к самым заурядным действиям и ощущениям, и она прогнала их прочь.
Телефонный звонок Мэри прервал чтение на той сцене из «Паутины Шарлотты», когда Шарлотта (паучиха), зная, что ей недолго осталось жить, пытается подготовить Уилбера (поросенка) к неизбежной разлуке.
«В конце концов, что такое жизнь? — спрашивает Шарлотта. — Мы рождаемся на свет, поживем немножко и умираем. Суетимся, маемся, хлопочем — а все для того, чтобы ловить и поглощать мух…»
И тут зазвонил телефон. Уоллингфорд вздрогнул и чуть сильнее сжал одну из грудей Сары, а она проявила свое раздражение тем, что, схватив трубку, резко спросила:
— Кто это?
— А вы кто такая, чтобы меня об этом спрашивать? — возмутилась Мэри. Она так заорала, что Патрику все было слышно. Он даже застонал. И шепнул Саре на ухо:
— Скажи ей, что ты — моя мать. (Ему, правда, тут же стало стыдно: в последний раз он пользовался этой отговоркой, когда его мать была еще жива.)
— Я мать Патрика Уоллингфорда, дорогая моя, — сказала в трубку Сара Уильямс — А вот кто вы такая? — Это «дорогая моя» снова напомнило Патрику Эвелин Арбутнот.
Мэри бросила трубку.
А миссис Уильямс продолжила читать ту главу «Паутины Шарлотты», которая завершалась словами: «Когда она умирала, рядом с нею никого не было».
Сара, утирая слезы, протянула книжку Патрику. Он ведь обещал прочитать ей последнюю главу, про поросенка Уилбера. «И вот Уилбер вернулся домой, к своей любимой навозной куче…», — начал Уоллингфорд. Он читал ровным голосом, без эмоций, как сводку новостей. (Книга, конечно, была лучше, чем новости, но не в этом дело.)
Когда Патрик закончил чтение, они немного поспали; тем временем на улице стемнело. Проснувшись, Уоллингфорд выключил лампу на ночном столике, так что теперь и в номере стало совсем темно. Он лежал совершенно неподвижно. Спящая Сара Уильяме прижалась к нему сзади; ее груди упирались ему в лопатки, а выпуклый живот как раз умещался в выемке над поясницей; одной рукой она обнимала его за талию, а другой — сжимала его пенис, чуточку сильнее, чем нужно, но он, несмотря на это, крепко заснул.
Они, вполне возможно, проспали бы так всю ночь. А может, проснулись бы еще до зари и занялись бы любовью в предрассветных сумерках, понимая, что никогда больше не встретятся. Впрочем, все, что они могли бы сделать, значения не имело: снова зазвонил телефон.
На сей раз Уоллингфорд сам взял трубку. Он знал, кто звонит, он даже во сне ожидал этого звонка. Уоллингфорд рассказывал Мэри, как и когда умерла его мать, и даже удивился, что ей понадобилось так много времени, чтобы об этом вспомнить.
— Она же умерла! — донеслось из телефонной трубки. — Твоя мать умерла! Ты мне сам говорил! Она умерла, когда ты еще в колледже учился!
— Правильно, Мэри.
— У тебя просто любовная интрижка! — взвыла Мэри. И Сара, естественно, все слышала.
— И это правильно, Мэри, — не терял самообладания Уоллингфорд. Он не видел причин что-то объяснять ей, говорить, что влюблен вовсе не в Сару Уильямс. Мэри до чертиков ему надоела: слишком уж упорно она его осаждала.
— Это та самая молодая женщина, что уже звонила? — довольно громко спросила Сара. И одного звука ее голоса — расслышала Мэри ее вопрос или нет — оказалось достаточно, чтобы Мэри заверещала с новой силой.
— Судя по голосу, она действительно тебе в матери годится! — взвизгнула она.
— Мэри, ради бога…
— Этот кретин Эдди всюду тебя ищет! Тебя все ищут, Пат! Нельзя же уезжать на весь уик-энд, никому не оставив ни адреса, ни телефона! Ты что, хочешь, чтобы тебя уволили?
Именно тогда Патрик впервые подумал: а может быть, он и впрямь этого хочет? И в полутьме гостиничного номера идея эта засветилась перед ним, словно цифровой будильник на ночном столике.
—Ты же знаешь, что случилось, ведь знаешь же? — не унималась Мэри. — Или так затрахался, что все новости пропустил?
— Я вовсе не трахался! — Патрик прекрасно знал, что этими словами лишь подливает масло в огонь. Мэри ведь журналистка. А любой журналист тут же пришел бы к выводу, что все выходные Уоллингфорд только этим и занимался. Мэри давно уже научилась делать столь очевидные выводы.
— Так я тебе и поверила! — сказала она.
— Знаешь, мне все равно, поверила ты или нет.
— Но Эдди…
— Передай ему, пожалуйста, что завтра я буду на месте.
— Неужели ты и впрямь хочешь, чтобы тебя уволили? — снова спросила Мэри и сразу, как и после первого своего звонка, бросила трубку.
А Уоллингфорд — уже во второй раз — подумал об увольнении, сам еще толком не понимая, почему эта мысль манит его, как огонек в темноте.
— Ты не говорил мне, что женат или у тебя есть подруга, — сказала Сара Уильяме, и по ее голосу Патрик понял, что она уже не лежит в постели. Он смутно видел в темноте ее силуэт: она одевалась.
— Я не женат, и подруги у меня нет, — ответил он.
— У этой твоей подруги, видно, слишком сильно развиты собственнические инстинкты…
— Никакая она мне не подруга, У меня с ней ничего не было. У нас совсем другие отношения, — заявил Патрик.
— Так я тебе и поверила! — сказала Сара. (Не только журналисты торопятся с выводами.)
— Мне было очень хорошо с тобой, честное слово, — искренне сказал Патрик, пытаясь сменить тему; он действительно так думал. Но она только вздохнула;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115