.. — Пауза явно была преднамеренная.
— Если бы вы знали что? — выкрикнул кто-то из зала.
— Если бы я знала, что беременна, — промолвила миссис Клаузен, и даже доктор Заяц затаил дыхание, ожидая, что последует дальше. — Ведь мы с Отго пытались завести ребенка. Так что я, вполне возможно, беременна. А может, и нет. Я пока не знаю.
Должно быть, каждый из присутствовавших в зале мужчин при этих словах испытал эрекцию, даже специалист по медицинской этике. (А доктор Заяц решил, что все еще находится под впечатлением утренней встречи с Ирмой.) И в разных странах мира мужчины у себя дома, или в гостиничном номере, или в баре аэропорта почувствовали на себе колдовское воздействие голоса Дорис Клаузен. Как вода бьется о сваи причала, как сосны по весне выбрасывают «свечи» на концах ветвей, — с той же неизбежностью голос миссис Клаузен вызывал эрекцию у каждого гетеросексуального представителя мужского пола, смотревшего пресс-конференцию по телевизору.
На следующий день Патрик Уоллингфорд уже лежал на больничной койке, и рядом с ним покоился огромный кулек, вроде бы не имевший к нему отношения, внутри которого под бесчисленными слоями бинтов скрывалась его новая левая рука. По круглосуточному информационному каналу передавали повтор пресс-конференции с участием миссис Клаузен, а сама миссис Клаузен, алчно поглядывая на Патрика, сидела у него в изголовье.
Собственно, взгляд Дорис был устремлен на самые кончики указательного, среднего и безымянного пальцев и краешек большого. Под бинтами новую руку Уоллингфорда охватывал особый браслет, обеспечивая полную иммобилизацию кисти. Бинтов было так много, что определить, какую именно часть руки трансплантировали Патрику, казалось невозможным.
Сюжет о небывалой операции круглосуточный канал повторял каждый час, предваряя его общеизвестным и несколько подсокращенным сюжетом о происшествии в индийском цирке. В нынешней версии эпизод с отгрызанием руки длился всего пятнадцать секунд — уже одно это должно было подсказать Патрику, что и во всех последующих телематериалах, связанных с его операцией, ему самому будет отведена далеко не главная роль.
Он-то, как дурак, надеялся, что эта операция увлечет телезрителей, и его начнут наконец именовать «парнем с пересаженной рукой» или даже «трансплантированным», забыв осточертевшие клички «львиный огрызок» и «бедолага». На экране мелькнули кое-какие устрашающие кадры, связанные с операцией, но довольно неясные, затем показали каталку с телом Патрика в глубине коридора, хотя самого пациента разглядеть было практически невозможно, настолько плотно его окружали семнадцать исполненных рвения членов бостонской команды — хирурги, медсестры, анестезиологи.
Показали также короткий сюжет о пресс-конференции доктора Заяца и привели несколько цитат из его выступления. Естественно, слова Заяца насчет «тяжелого состояния» были вырваны из контекста, и могло показаться, что прооперированный Уоллинг-форд лежит при смерти, а тот фрагмент, где доктор говорил об иммунодепрессантах, прозвучала чересчур уклончиво и двусмысленно; впрочем, это не слишком противоречило действительности. Иммунодепрессанты, как известно, способствуют более быстрому приживлению пересаженных органов, однако человеческие руки состоят из совершенно различных тканей, а это означает, что возможны и самые различные формы и степени отторжения. Отсюда и потребность в стероидах, которые отныне (вместе с иммунодепрессантами) Уоллингфорду придется употреблять всю оставшуюся жизнь или, как минимум, до тех пор, пока он будет пользоваться рукой Отто.
Затем на экране возникла заснеженная парковка в Грин-Bee и брошенный грузовик Отто. Но миссис Клаузен на экран ни разу даже не посмотрела: склонившись над рукой своего покойного мужа, она не сводила глаз с кончиков четырех пальцев, видневшихся из-под повязки. Если бы Уоллингфорд мог что-либо чувствовать новой рукой, то непременно ощутил бы горячее дыхание вдовы.
Но пока что его новые пальцы ничего не чувствовали. В течение долгих месяцев они так и будут оставаться совершенно бесчувственными, что слегка тревожило Патрика, но доктор Заяц старался его успокоить. Пройдет почти восемь месяцев, прежде чем новая рука Уоллингфорда сумеет наконец отличить горячее от холодного, — верный признак регенерации нервов! — и только через год Патрик сможет достаточно уверенно управлять автомобилем, держа руль обеими руками. (Также лишь через год он начнет завязывать себе шнурки на ботинках, да и то лишь после многочасовых сеансов физиотерапии.)
Однако, с журналистской точки зрения, дело было проиграно; еще на больничной койке Патрик Уоллингфорд понял, что обречен: его полное или неполное выздоровление никогда не станет центральной темой сюжетов о трансплантации.
Специалисту по медицинской этике круглосуточный новостной канал предоставил, конечно, куда больше времени, чем доктору Заяцу.
— В подобных случаях, — вещал этот пропагандист «хирургии с человеческим лицом», — редко встречается такая искренность и прямота, какие свойственны уважаемой миссис Клаузен, а ее неразрывная связь с рукой покойного супруга достойна всяческого восхищения.
«Какие „подобные случаи“?» — думал, должно быть, доктор Заяц, когда от него в очередной раз отворачивалась камера. Ведь это всего лишь второй в мире случай пересадки руки! Причем первая попытка закончилась неудачей!
Но специалист по этике продолжал говорить, и телекамеры вновь и вновь показывали миссис Клаузен. Глядя на экран, Уоллингфорд ощущал страстное влечение к этой женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115