Он сделал это так, словно они давно уже спали в одной постели и даже в темноте рука сама находила путь к любой части ее тела. Он мог бы поклясться, что волосы у нее мокрые — да, мокрые и холодные, словно она только что плавала в реке или в озере!
Она наверняка знала, что у нее овуляция, думал он позже, женщина, которая в течение долгого времени пытается забеременеть, не может не знать таких вещей. Дорис Клаузен, по всей вероятности, понимала: причина того, что столь желанная беременность никак не наступает, кроется в Отто.
— Ты ведь милый, правда? — страстно лепетала миссис Клаузен, покрывая здоровую руку Патрика поцелуями. — Ты же хороший?
Хоть Патрик и был предупрежден заранее, что ей захочется это выяснить, он никак не ожидал, что она именно так его об этом спросит. Впрочем, не ожидал он и того, что станет заниматься с нею сексом. И, по правде говоря, секс с Дорис Клаузен оказался куда более насыщенным истинной страстью, чем все прочие любовные истории в его жизни. Если не считать, разумеется, тех эротических сновидений, в которые он погружался в Джунагадхе благодаря темно-синим капсулам. Но теперь тот необычный анальгетик стал для него совершенно недоступен — его невозможно оказалось раздобыть даже в Индии, — да и те невероятные сны никак нельзя было поставить в один ряд с обычным сексом.
Кстати, к вопросу о заурядном сексе: единственный половой акт со вдовой Отто Клаузена, занявший, кстати, не так уж много времени, полностью затмил воспоминания Патрика о любовных играх, которым они с Эвелин Арбутнот предавались в Киото, и о бурном романе с высокой блондинкой-звукооператором, ставшей свидетельницей нападения льва.
Между прочим, несчастная девушка ныне вернулась в Гамбург и все еще продолжала лечиться после испытанного шока. Правда, Уоллингфорд подозревал, что она куда сильнее страдает из-за своего падения в тележку с сырым мясом, чем из-за того, что лев отгрыз «бедному Патрику» левую кисть.
— Ведь правда же, ты хороший и добрый? — все повторяла Дорис. Лицо Патрика было мокро от ее слез, а ее маленькое сильное тело заставляло его совершать такие мощные рывки, что он с трудом расслышал собственный ответ. Зато доктор Заяц и другие члены бостонской команды, ожидавшие в приемной, наверняка его расслышали — жалостный вопль, донесшийся вдруг из-за дверей кабинета:
— Да! Да! Я хороший! Я добрый!
— Это что же, обещание? — прошептала Дорис. Ах, этот ее шепот! Убийственный шепот!
И снова Уоллингфорд завопил в ответ так, что каждое его слово прекрасно слышали и доктор Заяц, и прочие медики:
— Да! Да! Обещаю! Клянусь!
Ведущий специалист по хирургии верхних конечностей осмелился постучать в дверь собственного кабинета лишь после того, как там надолго воцарилась полная тишина.
— Ну, как у нас дела? Все в порядке? — осторожно спросил глава бостонской команды, заглядывая в кабинет.
Сперва он не заметил ничего необычного. Патрик Уоллингфорд, полностью одетый, сидел на том же стуле с прямой спинкой. А миссис Клаузен, тоже полностью одетая, лежала на ковре посреди докторского кабинета, закинув руки за голову. Ноги же она приподняла, устроив их на сиденье стула, стоявшего рядом с Уоллингфордом. Заметив удивленный взгляд вошедшего доктора, она пояснила:
— Видите ли, у меня спина не в порядке. — Разумеется, спина у Дорис была совершенно здорова. Просто она вычитала в пособиях для супружеских пар, что весьма рекомендуется после полового акта принимать именно такую позу — на спине и с приподнятыми ногами. — Приходится давать отдых позвоночнику. — И она посмотрела на Уоллингфорда, лицо которого расплывалось в блаженнейшей улыбке.
«Да они оба спятили!» — решил доктор Заяц, отчетливо ощущая в своем кабинете запах секса. Ни один специалист по медицинской этике никогда не одобрил бы подобного развития событий, но доктор Заяц был специалистом совсем в другой области — в хирургии верхних конечностей, — и его команда рвалась в бой.
— Ну, если вы всем удовлетворены, — осторожно начал он и посмотрел на миссис Клаузен, которая действительно выглядела в высшей степени удовлетворенной, а затем — на Патрика Уоллингфорда, который показался ему то ли сбрендившим, то ли пьяным, — так, может быть, мы сразу и договор заключим? Ну что, миссис Клаузен, вы даете нам зеленый свет?
— Я не возражаю! — выкрикнула Дорис так громко, словно обращалась к кому-то на противоположном берегу пруда или озера.
— И я тоже! — откликнулся Патрик. — Мне кажется, доктор, зеленый свет для вас уже включен.
Высшая степень сексуального удовлетворения, обозначившаяся на лице Уоллингфорда, что-то напомнила доктору Заяцу. Где же он видел подобное выражение лица? Ах да, в Бомбее, где он демонстрировал некоторые приемы детской хирургии перед аудиторией, состоявшей из лучших индийских педиатров и хирургов. Одну из операций Заяц помнил особенно отчетливо: оперировали трехлетнюю девочку, ручонка которой превратилась в месиво, угодив в какую-то сельскохозяйственную машину.
Заяц сидел у постели маленькой пациентки вместе с индийским анестезиологом, когда девочка начала приходить в себя после наркоза. Малыши переносят это крайне тяжело, им холодно и страшно, они не понимают, где находятся; да к тому же после наркоза у многих часто бывают рвота и понос.
Доктор Заяц хорошо помнил, что ему все хотелось под каким-нибудь предлогом уйти, чтобы не смотреть на страдания несчастного ребенка. Конечно, он зайдет проверить руку, но позже, когда малышке станет лучше.
— Погодите… это вы должны увидеть! — сказал ему анестезиолог. — Вы только взгляните на этого ребенка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115