– Несомненно, – поддержал его правый. – Чтобы компетентно ответить на все возникающие вопросы.
– Да они и вопросов не задают, – вздохнула дама. – Их мало что интересует.
– Но это же ирреально! – крикнул петушок слева. – Значит, надо уметь заинтересовать. Современный воспитатель должен…
Сердце избранницы на уровне педучилища завоевывается теперь широкой эрудицией и ясным жизненным идеалом. Смотри: Ушинского, Радзинского,
Бердяева, Коптяеву и Макаренко тож. Только зачем же, милые сосуны, криком кричать? И почему идеалы кончаются, где асфальт? В сельских клубах что-то не слышно вашего вдохновенного кудахтанья. Отлично поставленная спина очень бы там пригодилась…
Облегчив душу легким взрывом гражданского негодования, Юрий пошел быстрее. До спектакля оставалось еще почти двадцать минут. Давно, собственно, ясно, что он и сегодня кончит театром. Хоть из зала посмотреть, как все люди. От начала до конца. Это удается редко: если сам не занят, обязательно – репетиция.
Через служебный вход Юрию идти не хотелось. Встречать общее удивление, почему так рано, и расспросы о швейной фабрике. И еще раз видеть на стенке приказ директора.
После Сямозера прошло уже три недели. О поездке теперь вспоминали с юмором. Как об историческом курьезе. Только дядя Миша все объяснялся: «Может быть, ты и прав. Наверное даже прав. Но ты нас тоже должен понять: такой конец маханули – и вдруг уперся. Один, главное! Нет, ты, возможно, очень прав, но только пойми…»
Объясняет, словно винится.
Только вчера утром, наконец, директор разразился приказом. Много там всего понаписано, Юрий даже не все запомнил. Но суть схватил. Суть была грустной: из его зарплаты будут теперь высчитывать полный сбор сямозерской площадки, сто десять рубликов. За безответственный срыв выездного спектакля. Значит, придется отказаться от путевок. Как говорит театральный сапожник, счастливый отец пятерых детей: «Мне по карману только южный берег Векш-озера». Это как раз под городом, полчаса на автобусе.
Но есть же и другой вход, через колонны.
Раз в жизни можно и билет купить в собственный театр. Раствориться и взглянуть действительно со стороны. Даже полезно. Смущала только Сима Никитична, кассирша. Женщинам Сима Никитична отрывала билеты не глядя, вяло и незаинтересованно подгребала деньги, сдачу брезгливо отталкивала. Но на мужской голос Сима Никитична пронзительно взглядывала, улыбалась и живо вырывала срединку. Она любила мужчин абстрактно и бескорыстно. В доме у Симы Никитичны мужчин никогда не водилось, дочка была приемная, и у дочки – еще дочка, так уж сложилось. Если бы Симу Никитичну, кассиршу, попросили написать транспарант для демонстрации и она бы умела выразить, что думает, Сима Никитична написала бы: «Мужчина – двигатель прогресса».
На площади перед театром стоял памятник Просветителю. Просветитель звал вперед человечество с высокого пьедестала. Просветитель был известный, в прошлом веке он много сделал для города и даже, кажется, был головой. Этого Просветителя Юрий даже проходил в школе, очень известный.
Сейчас возле Просветителя была толчея. Мимо него бежали в театр и уже опаздывали. Чем реже ходишь в театр, тем сильней ощущение, что опаздываешь. Юрий бывал здесь достаточно часто, чтобы уверенно не торопиться.
Он завернул за Просветителя и тут увидел девчонку. Она стояла посреди площади, как волнорез. Ее обтекали. В опущенной руке она некрепко держала лишний билет. Вот и все. Она его никому не навязывала. Даже не предлагала. Просто держала. Не было в ней никакой торговой активности. И народ, конечно, утекал мимо, к кассе. Билет с рук в провинции вообще не привыкли брать, это тебе не Москва-столица, где с пиджаком оторвут за три квартала. Раз билеты есть в кассе, шансов у нее никаких. А билеты, увы, есть.
Девчонка медленно переместилась в пространстве, приблизилась к театру и остановилась на нижней ступеньке. Ей было наверняка уже за двадцать пять, но она была именно – девчонка. Худющая. В длинных туфлях из искусственной зебры. С прямыми и дикими волосами, небрежно брошенными вниз с головы. Волосы вдобавок были еще перехвачены детской косой ленточкой. Она стояла на нижней ступеньке и все-таки возвышалась даже над мужчинами. Юрию нравилось, что она не сутулится. Круто прорезанные глаза ее бесстрашно, даже с некоторым презрением глядели на мелких мужчин, шмыгающих мимо нее к театральным дверям; на мелких, измельчившихся женщин. Юрий успел заметить, что на женщин высоких она взглядывала доброжелательно. А за одной даже повернула голову. Хотя лицо ее оставалось бесстрастным.
Билет она уже сунула в карман. Видимо, решила, что дело безнадежное. Подходя к ней, Юрий еще прикидывал ее рост. Применительно к своему. Она казалась даже чуточку выше, но это просто обычный обман зрения, известное дело. На пару сантиметров Юрий все-таки ее обогнал, неловко она не будет себя с ним чувствовать. Это ему почему-то было приятно.
– Продаете? – сказал Юрий.
Он ожидал ершистости, которая, разумеется, скрывает мягкую душу, но уже как-то и поднадоела, стала современным кинококетством, И обрадовался, когда она просто улыбнулась ему из-под диких волос:
– А вам нужен, да?! Только он дорогой…
Видно, Юрий непроизвольно сделал движение, потому что она торопливо добавила:
– Это все равно, что дорогой. Неважно. Я его даром отдам с удовольствием, все равно пропадет ведь…
– Я богатый, – успокоил ее Юрий. – Давайте знакомиться. Все-таки целый вечер рядом сидеть.
– Лидия, – сказала она. И быстро пошла к подъезду.
Блестящее имя легко колыхалось за ней невидимым шлейфом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59