Прохожие застыли в самых нелепых позах перед таким чувством собственного достоинства. Кто-то поднял ногу, но поставить уже не смог. Так и застыл! А вахтер уже распахивает перед Сенатором тяжелую дверь, на которой написано: «Посторонним вход воспрещен»…
Репродуктор снова закашлялся и сообщил громко:
– Серьезно говорю. Собака пришла к служебному входу. Одна. Сидит. Явно кого-то ждет. Вроде бы – эрдель.
Тут уж все сразу побежали.
Впереди бежал папа, за ним – тетя Неля с недокрашенными ресницами, потом – заслуженная артистка Булавина в гриме злой волшебницы с зелеными волосами, ее дочь Маринка, лохматый медведь со сдвинутой на лоб пастью, два зайца, артист Стурис в пионерских шортах, режиссер, который громко кричал, чтобы все оставались на своих местах, бутафор с волшебным помелом, хохочущий волк в одних носках, девочка, которая была рукомойник, осветитель с бутербродом во рту, чей-то толстый друг, который случайно забрел за кулисы и еще не нашел того, к кому шел, главный администратор театра в сиреневом бархатном пиджаке и еще кто-то, кто присоединился по дороге.
Ася тоже бежала, но она не помнит – где.
Все это неслось узкими театральными коридорами, внезапно сворачивало за угол, стучало каблуками по лестницам, вываливалось во внутренний двор, к дикому удивлению старого кота, который там как раз отдыхал от мирской суеты, и уже через двор врывалось прямо в дежурку к вахтеру.
Ворвалось и замерло.
Вахтер стоял, как памятник, и указывал куда-то рукой.
Всё повернулось по направлению этой руки.
Там, возле стенки, в спокойной и безмятежной позе сидел Сенатор и наблюдал, как всё это к нему летит.
– Сеня, прости меня! – крикнула тетя Неля и упала ему на шею.
С великолепным чувством собственного достоинства Сенатор ждал, когда она успокоится. И только потом он вздохнул, отряхнулся, будто сбросил с себя все эти бесприютные дни, которые навсегда останутся его тайной, и слегка вильнул тете Неле хвостом. Простил все-таки! Если бы Сенатор был даже лучшим драматическим актером нашего времени – это все потом говорили, – он и тогда не смог бы найти более эффектного момента для своего возвращения.
Спектакль кое-как доиграли, но никто уже им особенно не интересовался. За кулисами, по крайней мере…
А потом Ася с папой на такси завезли тетю Нелю с Сенатором туда, где они живут, и скорее поехали домой. Не терпелось рассказать маме, как Сеня вернулся!
Дверь в квартиру почему-то была приоткрыта…
– Мама! – крикнула Ася. И осеклась.
Мама сидела, сгорбившись, в коридоре на тумбе для обуви, уставившись в одну точку куда-то на голой стене. Ноги ее лежали поперек коридора, как неживые. Лицо у мамы было пустое и белое. А над ее головой мерно, как вечный двигатель, раскачивалась на вешалке старая Асина куртка. И от этого ее качания почему-то сделалось страшно.
– Таня, что? – страшным шепотом крикнул папа.
– Мария-Антуанетта съела Паскаля, – пустым голосом сообщила мама, глядя все так же перед собой на голую стенку.
У Аси перехватило горло.
– Как – совсем? – спросил папа.
– Не совсем, но насмерть, – вяло объяснила мама. – Я уже убрала. Ася клетку забыла закрыть…
Ася вбежала в свою комнату. В клетке сидела Мадам и старательно чистила себе перья. Она была одна! Еще не знала! Еще думала, что ее Паскаль где-нибудь в коридоре. Заблудился и не может найти дорогу назад.
Если бы она знала!
Ася с ревом кинулась на диван.
Только сейчас она поняла, что за прекрасное безответное существо еще так недавно было с ней рядом. Как доверчиво он трогал Асю за палец. Как трогательно наивен был в своей тугодумности и с какой безропотностью сносил все насмешки. Как чисто звучал в рассветной предутренней тишине его слабый голос. Как счастлив он бывал, когда ему удавалось, наконец, добраться до люстры и покачаться там на звенящих подвесках рядом с Мадам…
И вот его больше нет.
Мама с папой вошли к Асе в комнату и стояли печально.
– Ну, хватит, – нерешительно сказал папа. – Чего теперь реветь? Он к Марии-Антуанетте зашел под буфет. И она, естественно, не удержалась.
– Ничего, пусть ревет, – мама была безжалостна. – Пусть чувствует, что живая душа – не игрушки. Бросить!. Уйти! Не закрыть клетку! Нет, пускай запомнит, что эта гибель на ее совести.
– Нет! – заревела Ася. – Мама, нет! Я же не хотела!
– Кто говорит, что хотела, – сказала мама жестко. – А вина все-таки твоя.
– Туськина вина! – вдруг закричала Ася. Если бы мама не была такая безжалостная,
Ася бы так никогда не крикнула. – Дрянь! Дрянная кошка!
Ася вдруг ощутила, что она эту Марию-Антуанетту прямо своими руками сейчас…
– Что за «дрянь»? – рассердился папа. – Выбирай выражения!
– Туся, конечно, тоже штучка, – неожиданно поддержала мама.
Ася вскочила. Если бы она сейчас заглянула в зеркало, то, наверное, сама бы себя испугалась. Такой у нее был ужасный вид!
Но Асе было уже не до зеркала. Она побежала в кухню. Обшарила всю! Побежала в мамину комнату. Опрокинула стул. Стул полетел с грохотом. Ася даже не остановилась!
– Где же? Где? – даже себя она уже не слышала.
Залезла шваброй под ванну.
Залезла под папин стол, где узко, пыль и старые пленки.
Ася сама не знала, что она сейчас сделает с Марией-Антуанеттой, когда ее найдет. Но чувствовала – что-то ужасное.
– Напрасно ищешь, – вдруг сказала мама. – Ее больше нет.
– Как? – даже папа вздрогнул.
Неужели мама…
Туська же не виновата, что она хищник! Это же Ася виновата! Она не закрыла клетку, глупый Паскаль зашел под буфет…
– Туся! – отчаянно зарыдала Ася. – Тусенька!
Мама с папой перепугались. Папа подхватил Асю на руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48