Но, как бы то ни было, я его задал. Потому что я любил ее. Я не хотел ее терять. В этом я уверен.
Сквозь слезы она ответила:
— Поймали. Признали невменяемым и почти сразу отпустили. Но я его убила.
— Что?! — от неожиданности я вскрикнул. — Своими руками?
— Нет-нет. Не руками. Я его прокляла. Ты веришь, что это возможно? В любом случае, это правда. Я навела на него порчу.
— Неужели ты и на такое способна?
Мы никогда так долго и напряженно не разговаривали.
— А как ты его убила?
— Я просто молилась каждый день о том, чтобы он умер. Я просила, чтобы его задавила машина. Это тогда, когда нам очень плохо жилось и каждый день был для нашей семьи пыткой… Два года подряд я молилась. И однажды вечером, на закате, я поняла, что мои молитвы услышаны. Я почувствовала, что мое желание сбылось. Я ждала, что ко мне вернется зрение — как только он умрет. Через неделю после того заката я слушала новости. Вдруг объявили о том, что такой-то, в припадке безумия бросился под грузовик. Я знала, что это моих рук дело. Я подумала: «Так тебе и надо!..» Но время идет. Я повзрослела и поняла всю тяжесть своего поступка. Даже если я вылечу тысячу людей, эту единственную смерть мне не искупить. Постепенно этот груз становится все тяжелее. Я осознала это в полной мере с тех пор, как познакомилась с тобой, — если я возненавижу кого-нибудь, я могу его убить… Тогда же я гордилась собой. Радовалась, что наконец-то мне удалось задуманное. Да-да. Вплоть до того, что смеялась от радости. Но это ведь не роман и не телевизионный сериал, изображающий сладкую месть в стиле эпохи Эдо*( Эпоха Эдо — период Токугава (1600-1867). В современной Японии, в мирное время я реально явилась причиной смерти человека, который вовсе не собирался умирать. Я точно знаю, что в один прекрасный день буду наказана за свое преступление. В тот трудный для моей семьи период я, измученная ежедневными страданиями, была готова на все. Однако мне не приходило в голову, что время… оно необъятных размеров. Я даже представить себе не могла, что наступит день, когда родители будут жить душа в душу, не вспоминая о прошлом, я снова начну видеть, вырасту, найду работу, познакомлюсь с тобой… Тогда мы не открывали окон, не общались между собой — каждый как будто забился в свою темную щель и сидел там, не вылезая наружу. Наша жизнь была ужасной. Я думала, что мне нечего терять, и без страха прокляла его. Мне было все равно, вернется это проклятие ко мне или нет. Зато теперь все изменилось. Все изменилось к лучшему, а я… я начала бояться. Тот человек является ко мне в снах. Он говорит мне: «Я-то никого не убивал, а ты убила…» Я знаю, что правда на его стороне, и мне становится страшно…
Ящерица все жаловалась и жаловалась. В ушах у меня звучал ее глухой голос.
Конечно, проще всего было бы сказать, что она не может быть в ответе за случайную смерть этого человека Но чем больше я думал, тем яснее осознавал, что именно ее проклятие толкнуло его под колеса грузовика. Я уже сталкивался с подобными вещами. До сих пор стоят у меня перед глазами подростки, расставшиеся с жизнью как будто под воздействием каких-то темных сил: один повесился после того, как засох цветок, за которым он обязался ухаживать; другой перерезал себе вены, потому что забыл вовремя помолиться. Они ведь противостояли чему-то, я уверен. Но чем больше они совершали хороших поступков, чем больше старались работать над собой, тем труднее давалось им это противостояние, тем тяжелее наваливался на них груз вины. Такая тяжесть подобна тяжести полового влечения, менструального цикла или потребности испражняться. Ее не с кем разделить. Она только твоя и ничья больше. Постепенно накапливается отрицательная энергия, порождающая все убийства и все самоубийства нашего мира…
И как всегда в таких случаях я пришел в тихое бешенство оттого, что все понимал, а сделать ничего не мог. Такое случается, далее когда я общаюсь с пациентами. Меня бесит собственное бессилие. Я чувствую себя эдаким мачо, быком производителем, который не в силах ни на шаг отойти от своей мамочки. А когда я в бешенстве, я вообще ничего не могу делать…
Никогда, никогда Ящерица не говорила так долго.
— Слушай, давай пройдемся. — Услышав мою просьбу, она нахмурилась. — Не волнуйся, — я попытался успокоить ее, — мы пойдем только туда, куда ты захочешь. Просто я совершенно не могу говорить с тобой дома.
— Только не вздумай вести меня к себе в больницу, чтобы доказать на примере своих клиентов, что бывает и хуже, ладно? — со смехом попросила она, застегивая тоненькое пальто.
— Мне нравится эта идея, — пошутил я в ответ и поднялся со своего места.
Мне нравится смотреть на Ящерицу, застегивающую пальто. Я люблю изгиб ее шеи, когда она наклоняется, чтобы обуться. Люблю этот взгляд исподлобья, когда она смотрится в зеркало. Многообразие ситуаций порождает многообразие Ящериц. Я вижу, как умирают и рождаются ее клетки. Я вижу ее тугие щеки. Вижу белые полумесяцы ее ногтей. Она живет. Она плывет по течению, сама полна влаги. Я чувствую это. Каждое ее движение — отражение меня самого, я должен жить для того, чтобы жила она.
По городу плыл неспешным могучим потоком запах раннего лета. Резкий — вплоть до ощущения физической боли — травяной запах.
— Куда пойдем? — поинтересовалась Ящерица.
— Давненько мы вдвоем не выходили.
— Ну, мы ведь оба заняты…
В этот момент я внезапно подумал, что, должно быть, между нами все кончено. Нам больше нечего делать вместе. Подобно растению в теплице, достигшему стеклянной крыши, мы тоже добрались до непреодолимой преграды на нашем пути. И сколько бы мы ни помогали друг другу, мы не сможем ощутить чувство освобождения, не сможем спастись.
1 2 3 4 5 6 7