А?
Племянник задумался.
- Знаете, Ахмед-даи,- сказал он, помолчав,- пожалуй, такую семью я найду. У нас сын главбуха женился, и ребенок у них появился, а с квартирой плохо, тесно очень. Отец, верно, записал его в кооператив, но дом этот еще не начали строить, года па три дело затянется...
Я поговорю с ним.
- Ну что ж,- сказал Шахбазлы,- пусть хотя бы на три года.
Дело быстро сладилось. За два дня, что Ахмед Шахбазлы пробыл в городке, была заключена сделка, или, лучше сказать, соглашение, сын главбуха получил ключ от дома п даже договорился в ремонтной конторе относительно ремонта. Шахбазлы оставил за собой угловую маленькую комнату, где обычно останавливался по приезде домой; тут стояла деревянная тахта его детства, тахта, на которой так сладко спалось ему. Сюда он попросил перенести кое-что из мебели из других комнат. Остальные три комнаты сдавались квартиранту.
С легкой душой, успокоенный, уехал Шахбазлы в Баку. Перед отъездом, как обычно, он посетил кладбище, где были похоронены его родители.
Впоследствии из телефонных разговоров, из писем племянника он узнавал, что там все в порядке, квартирант хорошо смотрит за домом, прямо душа радуется так хорошо. И профессор тоже чувствовал, что радуется душа оттого, что он все так хорошо устроил.
Однако не прошло и двух с половиной лет, как все переменилось. В жизни ведь это бывает довольно часто.
Однажды вечером ему позвонил из родного городка племянник и сказал, что дом подлежит сносу. Он, племянник, как мог задерживал это решение горсовета, но теперь он ничего больше сделать не может, пусть Ахмед-даи сам приедет, да поскорее: уже начали сносить соседние дома.
В ту ночь Ахмед Шахбазлы не мог уснуть. Черная весть лишила его покоя. И так и сяк ворочал он в голове эту весть, пытаясь придумать какой-то выход из положения. Не позвонить ли ему утром кому-нибудь из бывших учеников, которые сейчас занимают высокие посты в республике? Если один из них, особенно высоко поднявшийся, шепнет кому надо словечко-другое, то снос дома наверняка можно будет приостановить. Но...
Вдруг он понял, что все это - пустые хлопоты. Он давно уже ,знал просто отгонял от себя эту мысль,- что дом рано или поздно снесут. Район новой застройки давно уже наступал на их старый квартал, жмущийся к реке. Более того, он, Ахмед Шахбазлы, видел однажды, в прошлом году, кажется, в журнале "Кобыстан" проект застройки этого речного берега. Там, на цветной фотографии архитектурного макета, очень красиво выглядели старинная башня и окружавший ее парк с несколькими строениями, стилизованными под старину. Он еще обратил тогда внимание на то, что проект этот выполнил по собственной инициативе один выпускник архитектурного факультета, уроженец их городка, за что-получил диплом с отличием. Цветную фотографию дополнил похвальный отзыв известного архитектора, и это был не только отзыв, но и своего рода рекомендация городским властям принять проект к исполнению.
Проект понравился Ахмеду Шахбазлы, но почему-то он не сразу сопоставил его с судьбой своего дома. А ведь для того чтобы башня воссияла в первозданной красоте-среди парка, спускающегося к реке, нужно было прежде всего снести их старый квартал, все это нагромождение одноэтажных домиков с плоскими крышами, в их числе и дом Шахбазлы. Это было яснее ясного. Дом обречен. И он, Ахмед Шахбазлы, никого не станет просить о пересмотре проекта. Невозможно ведь представить себе, что-на расчищаемой площадке сохранится старая развалюха, не имеющая никакой культурной или исторической ценности. замечательная лишь тем, что тут соизволил появиться на свет профессор Шахбазлы...
Так он пытался самоиронией успокоить встревоженное сердце...
Он говорил себе: из дома давно ушли его хозяева, так зачем сохранять погасший очаг? Совершенно ясно ведь, что он, очаг предков, никого уже не согреет: ни сын Ахмеда Шахбазлы, ни внуки никогда не променяют прекрасную удобную бакинскую квартиру на старый дом без удобств...
Надо сказать, однако, что сын и невестка отнеслись к нему с пониманием. Они знали, конечно, как много значит для старика родной дом на берегу Аракса. Принялись утешать его: дескать, надо отнестись философски... все в конце концов отживает свой век... Ахмед Шахбазлы старался, в свою очередь, держаться бодро, не выказывать мрачного настроения. Но сердце у него ныло, горечь не убывала,- ничего не поделаешь, не запретишь ведь сердцу болеть...
Если бы он мог, то полетел бы без промедления туда, на берег быстрого Аракса... постучал бы молотком по двери: тук-тук... тук-тук... заснул бы в угловой комнате па старенькой скрипучей тахте - когда-то он засыпал там под убаюкивающий голос бабушки... Удивительно! Сколько воды убыло в Араксе за долгие годы, а всякий раз, когда он навещал отчий дом и укладывался на старой тахте, ему чудился тихий и ласковый голос бабушки. И почему-то из всех рассказанных ею сказок особенно помнилась одна - о Маликмамеде, она начиналась так: "В некотором царстве, в некотором государстве жил царь. А в саду у царя росла яблоня..." Слово "царь" у бабушки получалось "чарь"...
Но как раз в институте были горячие дни, требовавшие присутствия профессора Шахбазлы. И только спустя пять дней он сумел вырваться в родной городок.
Уже приближаясь к своему кварталу, он увидел из окошка такси, что там, как говорится, дым коромыслом. Ревущие бульдозеры рушили стены старых домишек, огромные самосвалы вывозили камни и щебень. Пыльное облако стояло над кварталом. И уже была расчищена большая площадка, примыкавшая с одной стороны к древней башне.
Дом пока был цел - к этому месту еще не подобрались бульдозеры.
1 2 3 4