На этот раз Тамара оставила спутника во дворе, а сама поднялась на второй этаж невысокого каменного домика, перед которым рос одинокий каштан, широко раскинувший свои обнаженные ветви.Дверь отворила рослая девочка с красивым, немного кукольным личиком. На ней было простенькое розовое платьице, заколотое на груди блестящей брошкой, поверх платья на ее плечи была накинута вязаная, видно, чужая кофта. Девочка проводила Тамару в комнату и подошла к зеркалу на большом, старинном комоде.Екатерина Васина, темноволосая, уже не молодая южанка с правильными чертами лица, сидела за шитьем, поставив на стол переносную лампу с низким бумажным абажуром. В комнате стоял густой полумрак. Женщина приветливо поднялась навстречу, предложила раздеться, но Тамара отказалась, сославшись на то, что нет времени.Девочка крутилась у зеркала, примеривая какую-то ленту, так и эдак прикладывая ее к волосам.— Зина, пошла бы ты в кухню, — сказала Васина, — нам поговорить нужно.— Сейчас, мама, — продолжая крутиться у зеркала, ответила девочка, но мать решительно выпроводила ее из комнаты.— Просто ума не приложу, что делать, — пожаловалась она Тамаре, — только и знает что вертится перед зеркалом. В мыслях брошки, ленточки… Откуда что берется. Не заметила, как она выросла… Вот мы другими росли… Ну ладно, — перебила она себя, — как у вас там? Мой здоров? Ничего не прислал? Беспокоюсь я за него — в холоде, в сырости сидеть день и ночь.Тамара рассказала, что в катакомбах все в порядке. Яков Федорович чувствует себя хорошо, записку не написал, просил передать на словах, чтобы не беспокоились.Екатерина приподняла отставшую половицу возле стола, засунула руку в подполье, для чего ей пришлось стать на колени, достала свернутую бумажку и отдала Тамаре.— Это для Бадаева, — сказала она, — вчера принесли… А это моему передай, шерстяные носки здесь. Боюсь, что ноги застудит. Ты уж присмотри за ним, будь добра…Женщины стояли рядом одинаково высокие, по-разному красивые, и удивительным было то, что будничное, повседневное — заботы о муже, огорчения поведением дочери, шитье, оставленное на столе, — сочеталось с другим, необычайно опасным, ради чего пришла Тамара на конспиративную квартиру, занятую Екатериной Васиной с дочерью Зиной.Теперь все задания были выполнены, и Тамара заторопилась, чтобы до наступления комендантского часа выбраться из Одессы.Попетляв по городу, она зашла к Евгении Михайловне Гуль, переоделась в крестьянскую одежду и вместе с Колей, стараясь идти глухими безлюдными улицами, выбралась на окраины города. Они миновали берег Хаджибейского лимана, проселком вышли к Усатову и здесь, предварительно осмотревшись в наступившей темноте, нырнули в балку, мимо которой бежала проселочная дорога.Спустившись по косогору к Шевчишину выезду, никем не замеченные женщина и мальчик исчезли в катакомбах. Теперь они были в безопасности. Нащупав припрятанный фонарь, Тамара зажгла его и, миновав передовой пост, перекинувшись шуткой с ребятами, пошла дальше на базу. Коля едва передвигал ноги, Тамара тоже устала — на ногах они провели почти сутки. Особенно тяжелыми показались последние полтора часа, когда они подземными, причудливо изломанными коридорами брели последние километры к партизанскому лагерю в глубине катакомб. Пришли — и сразу к Бадаеву. Он встретил их радостно.По виду Бадаеву нельзя было дать и тридцати лет — подтянутый, бритый, с открытым лицом, высоким слегка выпуклым лбом и живыми, умными глазами, он выглядел очень молодо. Недаром партизаны часто звали его просто Павел. Мало кто знал, что фамилия его Молодцов, что зовут его Владимир Александрович. Молодцов строго придерживался конспиративных правил и требовал называть себя Бадаевым Павлом Владимировичем. Был он без шапки, в ватнике, затянутым офицерским ремнем, в суконных галифе, заправленных в хромовые сапоги, и это придавало ему особый, легкий и спортивный вид.— Ну, какие гостинцы из города принесли? — спрашивал он, разглядывая Тамару и Николку. — Мы уж заждались вас. Хорошо, что с поста позвонили. Хотел посылать в розыск. Думаю, может, в катакомбах где заблудились.— В городе скорее заблудишься, — возразила Тамара. — Коля меня выручал все время… Павел Владимирович, отвернитесь на минуточку.Бадаев стоял лицом к стене, пока Тамара доставала напрятанные донесения, принесенные из города.— Николка, — сказал он, — иди отдыхать. Скажи на кухне, чтобы покормили — и спать. Скажи, что Тамара придет следом, пусть что-нибудь подогреют.Тамара передала бумаги, Владимир Александрович посерьезнел, улыбка сошла с его лица, и он, присев к дощатому столу, принялся читать донесения своих разведчиков. Тамара сидела напротив, ощущая во всем теле свинцовую усталость.— А это что? — спросил Бадаев, разворачивая печатный листок, измазанный застывшим клеем.— Из мастерской принесла. Приказ военного коменданта.— Смотри-ка что про нас пишут, — Бадаев сначала молча пробежал текст глазами, потом, подперев рукой подбородок, начал читать вслух:
«ПРИКАЗ № 1Командующего войсками г. Одессы.Я, генерал Николай Гинерару, командующий войсками г. Одессы, на основании высочайшего декрета № 1798 от 21 июня 1941 г. и § 486 кодекса военно-полевой юстиции, имея в виду обеспечение интересов румынских и союзных войск и в целях защиты страны, а также соблюдения порядка и государственной безопасности, ПРИКАЗЫВАЮ…»— Смотри-ка ты, — иронически протянул Бадаев, — воевать пошли к нам с «высочайшим декретом» в кармане. Обрати внимание на дату — в самый канун войны… Так… так… Это нам не важно… Это тоже… А это интересно — на оккупированной территории создали Транснистрию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77