Петр, сияющий юный герой революции, уселся за огромный письменный стол и победно улыбнулся.
– Теперь все это принадлежит нам, – сказал он. – Народу.
Торнье услышал грохот зрительских оваций; одновременно занавес пошел вниз.
Вокруг него слышались шаги. Он несколько раз прохрипел: «Помогите», но никто не остановился. Это куклы направлялись к своим ящикам.
Собрав все силы, он встал на нога. У него потемнело в глазах, но вскоре он снова смог видеть. Шатаясь, он пошел со сцены. Навстречу ему уже бежали Мела, Рик и несколько рабочих сцены. Они хотели его поддержать, но он уклонился от их рук.
– Я могу идти сам, – пробормотал он.
Но ему не позволили. Он заметил бледное, как мел, лицо Жадэ и мускулистого мужчину с бычьей шеей и, нетвердо ступая, двинулся к ним. Он хотел им все объяснить. Жадэ побледнела еще сильнее и отпрянула от него.
– Я хотел увернуться, – хрипло выдавил он. – Я не хотел…
– Не говори ничего, – прервал его Рик. – Я все видел.
Они положили его на ящик и он услышал, как кто-то позвал врача. Затем он ощутил, что на нем расстегивают одежду и ощупывают бок.
– Мела…
– Я здесь, Торни.
И потом она тоже была рядом, но в окно светило солнце и пахло больницей. Несколько секунд он просто смотрел – на нее, пока не почувствовал, что может говорить.
– Пьеса? – прошептал он.
– Ей здорово досталось, – тихо ответила она. Он закрыл глаза и застонал.
– Но это принесет деньги. Он моргнул.
– Рекламный эффект просто колоссальный. Прочитать тебе отзывы?
Он слабо кивнул и она развернула перед собой газету. После того, как она прочитала половину первой статьи, он движением руки показал, что достаточно. Публика где-то в конце последней сцены заподозрила неладное и это подтвердилось, когда сразу после спектакля позвали врача.
– За сценой был какой-то бедлам, – сказала она. – Жаль, что ты ничего не видел.
– А пьесу не снимут?
– Теперь это просто невозможно: все газеты подхватили сенсацию, и билеты распроданы на неделю вперед.
– А Жадэ?
– Бесится. Злая как собака. Ты ее осуждаешь?
– Нет, – пробормотал он. – Мне её жаль. Я никому не хотел причинять вреда.
Она с сочувствием посмотрела на него.
– Если рубишь лес, Торни, даже бутафорский, то все равно щепки летят. И это не всем нравится. Иначе просто не бывает.
Она была права. Если изо всех сил цепляешься за прошлое, то причиняешь боль только себе. Но чтобы пробить дорогу прошлому в настоящее надо растолкать окружающих.
– Твой театр умер, Торни. Сейчас ты это понял?
Он подумал об этом и устало покачал головой. Театр не умер. Изменилась только форма, да и то, пожалуй, временно.
Театр, актер – понятия такие же древние, как сама человеческая цивилизация. Они пережили все формы, приемы и технологии. И они переживут сегодняшний модный культ машины… Эти мысли поправили настроение и теперь его поступок представал в героическом свете. Подавленное состояние прошло.
Рик, навестивший его в тот же день, почувствовал это первым.
Увидев его на пороге палаты, Торнье широко улыбнулся.
– О, Ричард! Проходи… – Его прервал приступ кашля. – Садись сюда. Ты поможешь мне подыскать новую работу?
Он махнул газетным листом с объявлениями о найме и усмехнулся.
– Ну, как твои маленькие черные ящики, старик? Он умолк. Лицо Рика оставалось холодным, и он остался стоять. Помолчав, он сказал:
– Я всегда думал, что в любое время найдется простак, который захочет повторить подобное соревнование.
– Соревнование? – не понял Торнье.
– Да. В прошлом веке состязались китайский математический гений и компьютер Ай-Би-Эм. Вот это было зрелище, скажу я тебе.
– Но послушай…
– А за сто лет до этого было соревнование между секретарем с пером и чернилами и пишущей машинкой.
– Если ты пришел, чтобы….
– А перед этим были ткачи против ткацких станков.
– Спасибо, что навестил, Ричард. Когда пойдешь, скажи, пожалуйста, медсестре…
– Положим, ты ломаешь станки, объявляешь бойкот пишущим машинкам, разрушаешь их. Ну, а дальше что? Ты хочешь быть лучшим инструментом, чем любой другой?
– Ладно, я ошибся. Чего ты, собственно, хочешь, полюбоваться на меня? Прочитать мне мораль? – Торнье отвернулся к стене.
– Нет. Мне просто интересно… Специалист пытается вступить в соревнование с более эффективным механизмом. А зачем?
– Более эффективным? – Торнье хотел было приподняться, но застонал от боли и опустился на подушку.
– Только тише, – сказал Рик. – Извини. Я хотел сказать – с более специализированным. Зачем тебе это? Торнье долго молчал. Наконец, он решился:
– Из ревности. Даже ястребы оберегают свои места охоты от других ястребов. Боязнь конкуренции.
– Но ты не ястреб, а машина – не конкурент.
– Перестань, Рик. Ты технарь и ни черта не понимаешь в искусстве. Искусство могут творить только люди, но уж никак не машины. Поэтому театр машин просто не имеет ничего общего с искусством. – Он устало поднял руки и снова опустил их на одеяло. – Зачем ты пришел?
Рик склонил голову, помедлил и подошел к его кровати.
– Я хотел помочь тебе… если ты ищешь работу, – сказал он. – Когда я вошел и увидел, как ты лежишь тут, будто король Артур на смертном одре, меня всего передернуло. – Он сел на стул и посмотрел на вдруг постаревшего Торнье.
– Ты хочешь помочь мне найти работу?
– Возможно. Не уходить же тебе на пенсию… еще поработаешь.
– Для меня уже слишком поздно.
– Ты вообще опоздал родиться. Уже сотню лет все вокруг идет по-другому. Какую бы ты не получил специальность, прогресс либо поглотит тебя, либо найдет способ тебя заменить. А если ты найдешь что-нибудь похожее на пенсионный приработок, тебя там похоронят, да еще и эпитафию напишут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21