Что же тогда должны мы делать с молодыми людьми, чтобы приспособить их к миру, в котором существует смерть? Мы должны достичь трех целей, которые очень трудно совместить. (1) Мы не должны дать им почувствовать, что смерть – это тот предмет, о котором мы не хотим говорить или поощрять их думать о нем. Если мы дадим им это почувствовать, они сделают заключение, что это интересная тайна, и будут думать о ней еще больше. С этой точки зрения нам подходит обычное современное отношение к половому воспитанию. (2) Мы должны, тем не менее, вести себя так, чтобы оградить их, если можно, от долгих или частых размышлений над проблемой смерти. В отношении погружения в размышления о смерти существует возражение, подобное тому, что выдвигается в отношении увлечения порнографией, а именно то, что оно снижает эффективность действий и всестороннее развитие личности и ведет к поведению, неудовлетворительному как для самой личности, так и для остальных. (3) Мы не должны надеяться создать в ком-либо удовлетворительное отношение к предмету смерти с помощью аргументов, апеллирующих только к сознанию; в частности, ни к чему хорошему не приведут намерения показать, что смерть менее ужасна, чем какие-либо другие события, если (как это обычно и бывает) это убеждение не проникает на уровень бессознательного.
Чтобы добиться этих разнообразных целей, мы должны принять несколько разных методов, соответствующих опыту ребенка или юноши. Если человек близко не общался с умирающим ребенком, то ему довольно легко принять смерть как общий факт, не вызывающий большого эмоционального интереса. До тех пор, пока смерть абстрактна и внеличностна, о ней говорят обычным тоном, а не как о чем-то ужасном. Если ребенок спрашивает: «Я умру?» – надо ответить: «Да, но нескоро». Необходимо не допускать любого намека на тайну в отношении смерти. Ее надо отнести к той же области, что и испорченную игрушку. Но, конечно, желательно, если можно, сделать ее кажущейся более отдаленной, пока дети еще малы.
Когда умирает кто-то близкий для ребенка, ситуация иная. Предположим, например, что ребенок теряет брата. Родители несчастны, но несмотря на то, что они могут не желать, чтобы ребенок знал, как они несчастны, правильно и необходимо, чтобы он воспринимал отчасти их страдание. Очень важна естественная привязанность, и ребенок должен чувствовать, что его родители испытывают ее. Более того, если путем нечеловеческих усилий они скрывают от ребенка свое горе, он может подумать: «Они не будут беспокоиться, если я умру». Такая мысль может подтолкнуть развитие разного рода психических заболеваний. Следовательно, хотя шок от такого происшествия очень серьезен, если оно случается во время позднего детства (в раннем детстве оно не переживается так сильно), тем не менее, если оно случилось, мы не должны слишком минимизировать его значение. Этой темы не надо ни избегать, ни акцентировать ее; то, что можно сделать без какого-либо явного умысла, так это создать новые интересы, и, прежде всего, новые привязанности. Я думаю, что невероятная привязанность ребенка к какому-либо одному человеку довольно часто является признаком того, что что-то неладно. Такая привязанность может возникнуть к одному родителю, если другого родителя не очень любят, или к учителю, если не сложились отношения с обоими родителями. В общем это – следствие страха: предметом привязанности является только та личность, которая дает чувство безопасности. Но сама привязанность такого типа в детстве – нездоровое явление. Если такая привязанность существует, то смерть любимого человека вдребезги разбивает жизнь ребенка. Даже если внешне кажется, что все хорошо, каждая последующая любовь будет переживаться с чувством ужаса. Муж (или жена) и дети будут окружены чрезмерной заботой и будут восприниматься бессердечными, когда они будут просто жить своей собственной жизнью. Родители, следовательно, не должны чувствовать удовольствия, если станут предметом такой привязанности. Если ребенок в целом счастлив и имеет дружеское окружение, он без больших трудностей переживет боль любой потери, которая может с ним случиться. Воля к жизни и надежда будут достаточными, чтобы обеспечивать нормальные условия для роста и счастливой жизни.
В юности, однако, необходимо нечто более позитивное в способе отношения к смерти, чтобы взрослая жизнь молодого человека была удовлетворительной. Взрослый человек не должен много думать о смерти, ни о своей собственной, ни о смерти тех, кого он любит, не потому, что он специально направляет свои мысли к другим вещам ибо это бесполезное упражнение, которое никогда не будет действительно успешным, а потому, что у него много разнообразных интересов и занятий. Когда он думает о смерти, лучше делать это стоически, осторожно и хладнокровно, не пытаясь убавить ее значения, но чувствовать своего рода гордость в возвышении над ней. Принцип тот же, что в случае с любым другим неприятным чувством: спокойное размышление над ужасающим – единственно возможное отношение. Нужно сказать себе: «Да, это может случиться, но что из того?» Люди достигают аналогичного состояния в случае смерти в бою, потому что тогда они полностью убеждены в обоснованности того, за что они отдают свою жизнь или жизнь дорогого им человека. Нечто похожее на это чувство желательно иметь человеку в любом возрасте. В любом возрасте человек должен чувствовать, что есть важные вещи, ради которых он живет, и что его смерть, или смерть его жены или ребенка не положит конец всему, что его интересует в этом мире. Чтобы это отношение в жизни взрослого человека было искренним и глубоким, необходимо, чтобы в юности он все делал с искренним энтузиазмом, и таким образом строил свою жизнь и карьеру.
1 2 3 4