большая часть мгновенных вожделений, которые мы называем «я», являет собой механизм восполнения, старающийся опровергнуть никчемность: это не столько старание показаться великим, сколько старание не показаться дураком. Мы полагаем, что, если будем кем-то особенным, это компенсирует нашу неадекватность, покажет, что у нас на самом деле все в порядке.
Когда же мы освобождаемся от этого чувства никчемности, когда мы прощаем себе даже это, тогда не остается никого, кто пытается что-то доказать. Тогда вся структура «я» начинает рассыпаться, тогда она раскрывается для большей любви и примирения с собой. Когда появляется самоосуждение, мы осторожно стараемся отпустить его. Вполне возможно, что следующей мыслью будет: «О, я не могу сделать этого, это потворство себе. Я не должен позволять себе этого!» – что опять-таки будет проявлением того убеждения, что нам нужно контролировать себя, что мы не в состоянии доверять себе. Наше чувство недоверия к своему естественному бытию приобрело такую силу, поддерживается такой значительной частью общества, что многие люди от всего сердца соглашаются с тем, что нам нельзя доверять себе.
Существует столько недоверия к нашему естественному бытию, что многие люди убеждены в том, что человек по природе зол. Это и есть то самое чувство никчемности, о котором мы говорили в связи с осуждающим умом. Люди, имеющие такой взгляд на умственные препятствия, – на жадность и желания, на тот хлам, с которым мы все работаем, на гнев, эгоизм, – говорят: «Посмотрите на всю эту пакость! Можно ли доверять уму, наполненному этим?» Но когда мы высказываем предположение, что эти препятствия укрепляются таким отвращением и страхом, что можно освободиться от этого обусловленного ума и дать возможность возникнуть естественной мудрости, они отвечают: «Я не в состоянии отказаться от контроля, мне надо подкручивать гайки, или я действительно взорвусь!» На самом же деле наше чувство никчемности заставляет нас усиливать эти отрицательные качества. И поскольку все они поощряют дальнейшую отделенность, это обстоятельство заставляет нас чувствовать себя еще более нелюбимыми и недостойными любви, еще более затрудняет контакты с самими собой и с другими.
Мы можем отмечать свою никчемность точно так же, как и любое иное качество ума, свободно приходящее и уходящее в ответ на некоторые условия. Это всего лишь еще один момент ума, всего лишь еще одна часть преходящего зрелища. Мы можем доверять самим себе и силе осознавания, которая проникает до ясного постижения истины. Все наши попытки измениться, мысли о том, что мы должны что-то сделать по поводу того, кто мы такие и как себя ведем, приходят большей частью из чувства никчемности, из чувства личного недоверия. Даже сейчас многие из нас говорят: «Да, но…» Это в большей мере все то же самое.
Одна женщина, моя знакомая, рассказывая группе о своей жизни, упомянула о том, что она назвала «переживанием космического сознания». За несколько месяцев до того она пережила чудесное понимание того, каковы вещи. И когда она рассказала эту историю, кто-то в аудитории задал ей немного раздраженный вопрос: «А не хвалитесь ли вы обладанием таким переживанием, которым не обладает никто из нас? Не создаете ли вы привязанности к высочайшим переживаниям?» Она ответила: «Нет, видите ли, из этого переживания не вышло ни знания, ни мудрости, ни даже мира. Если что-то в этом переживании было для меня действительно важным, так это чувство, что я была достойна его иметь».
Нет ничего необычного в том, что чувство никчемности становится более отчетливым; нам кажется, что оно усугубляется по мере того, как сознавание становится глубже и раскрывает все большее число наших глубоких наклонностей. Тогда оно становится основой для нашей работы над собой, для дальнейшего очищения.
Мы освобождаемся от своего чувства никчемности не потому, что кладем его под топор, не потому, что стараемся контролировать или подавлять его; мы освобождаемся от него, предоставляя ему достаточное место для того, чтобы оно увидело, что оно делает.
Чувство никчемности не делает нас никчемными. Оно было приобретено за время многих жизней, если не за миллиарды мгновений ума в этой жизни, когда нам говорили, что мы поступаем неправильно или неадекватно, и когда мы сами так думали. Каждый человек, по-видимому, до известной степени обладает им. Не знаю, каждая ли культура поощряет его в одинаковой степени; но в нашем обществе оно получило весьма заметное преобладание. Но мы достойны того, чтобы освобождаться от своей никчемности, и нам есть зачем. Если бы мы не делали ничего, кроме практики освобождения от никчемности, значительная часть того хлама, над расчисткой которого мы столь усердно работаем, не имела бы подпорки. У нас было бы больше места, куда расти.
Мы сознательно отдаемся чувству никчемности; когда оно возникает, мы не развлекаем его кредитной карточкой «я». Работа, которая нас пробудит, – это проявление острого осознавания никчемности без его осуждения. Мягко, терпеливо и с большой любовью мы признаем то, чем в действительности являемся. Как это выразил один мой друг: «Всегда старайся видеть себя глазами Бога».

9. Внимательность самовосприятия

Чем больше мы принимаем самих себя, тем полнее переживаем весь мир. Чем более мы принимаем свой гнев, свою одинокость, системы своих желаний, тем более мы способны слушать других, тем более способны слушать самих себя. Тот объем пространства, который мы все еще отрицаем, – это расстояние между нами и полнотой. Потому что быть в полноте – значит не быть где-то еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49