Указ просто ссылался на уже известный прецедент сенатского решения 1786 г. Правда, пилюлю подсластили, включив Екатеринославское наместничество и Таврическую область в число территорий, где евреи могли проживать и пользоваться всеми правами российских подданных согласно сословной принадлежности.
Указ 1791 г. стал краеугольным камнем системы еврейской черты оседлости. По мере своей эволюции в XIX в. черта оседлости становилась откровенно дискриминационным сводом законов, ограничивавших места проживания евреев теми провинциями России, которые были в свое время захвачены у Польши, и Новороссией. (Царство Польское, где действовало иное законодательство о евреях, никогда не входило в черту оседлости). Тем самым были приняты меры по сохранению внутренних губернии России свободными от еврейского населения. Но и в рамках черты оседлости евреев ждали впереди новые и новые ограничения. В разные периоды им запрещали селиться ближе пятидесяти верст от границы, заниматься определенными профессиями, владеть землей. В 80-е гг. XIX в. в результате очередных правовых модификаций черты оседлости евреи должны были покинуть сельскую местность. Черта оседлости, несомненно, представляла собой самую репрессивную и тягостную составную часть всего корпуса российских законов, направленных на ограничение прав евреев. Указ 1791 г. имел громадные последствия, поэтому для нас чрезвычайно важно выяснить, какими мотивами руководствовалось правительство, издавая его.
Необходимо подчеркнуть, что намерения Екатерины и ее советников, как доказывает обсуждение этого вопроса в высших государственных учреждениях, не были продиктованы недоброжелательностью к евреям. Екатерина усиленно поощряла и поддерживала зарождающееся сословие российских коммерсантов, чему примером служит ее закон 1785 г., предусматривающий для них многочисленные привилегии и льготы. Как раз такое купеческое сообщество, какое хотели видеть власти, и существовало в Москве, так что едва ли власти могли бы допустить здесь конкуренцию со стороны еврейских купцов, способную расшатать позиции московского купечества. Уже сами законы, направленные на регулирование экономической жизни страны, доказывали веру Екатерины в способность государства развивать и контролировать экономику. Недопущение еврейских купцов в Москву и было таким регулирующим актом. Их деятельность оказалась под запретом не потому, что они евреи, а в силу нежелательности конкуренции. С другой стороны, экономические соображения, вызвавшие этот запрет, облекались в привычные формы – обвинения евреев в недобросовестности, торговле контрабандными товарами и в изготовлении фальшивых денег. Так предрассудки переплелись с практическими интересами.
Нельзя не упомянуть и о том, что существовала правовая традиция запрета на переезд членов городских сословий с места на место, восходящая, по меньшей мере, к Соборному уложению 1649 г. Даже в правление Павла I эта традиция все еще до того прочно сидела в умах, что Сенату приходилось внушать властям Могилевской и Новгород-Северской губерний, что купцам, независимо от их национальной принадлежности, позволено перемещаться из одной губернии в другую на основании Городового уложения 1785 г. Впрочем, при этом было снова подчеркнуто, что на мещан это право не распространяется. Кроме того, изредка евреям разрешалось (как было в 1794 г.) селиться в некоторых запретных для них губерниях, если удавалось доказать, что они проживали там раньше. Лучший пример тому – окрестности Киева. Лишь после второго и третьего разделов, когда быстро растущее еврейское население было заперто в черте оседлости, ограничения на разъезды стали причинять евреям серьезные неудобства, но и тогда правительство продолжало щедро делать исключения, благодаря которым торговцы могли по коммерческим делам наведываться в глубь России. Система формальных исключений была учтена в Положении 1804 г.
Если ранее ограничения на перемещение евреев не вводились специально с целью их дискриминации, то нельзя сказать того же о новом Налоговом уставе, распространенном на евреев 23 июня 1794 г. Согласно ему выросло число территорий, где евреи могли вступать в городские сословия, но зато при этом на них возлагалось двойное налоговое бремя:
«Позволив евреям отправлять мещанские и купеческие промыслы их в губерниях: Минской, Изъяславской, Брацлавской, Полоцкой, Могилевской, Киевской, Черниговской, Новгород-Северской, Екатеринославской и Области Таврической, записываться по городам в мещанство и купечество, повелеваем с тех из упомянутых евреев, которые таковым дозволением пользоваться желают, собирать с 1 числа следующего июля установленные подати вдвое противу положенных с мещан и купцов христианского закона разных исповеданий; которые же не похотят остаться, таковым дать свободу, на основании Положения о городах, по заплате трехлетней двойной подати, выехать из империи нашей».
В отличие от решения не допускать евреев в Москву, вызванного их экономическим соперничеством с русскими купцами, а не принадлежностью к иноверцам, этот новый указ, по сути дела, означал наказание за веру. И даже если закон был, в основном, мотивирован экономическими соображениями, как утверждает большинство комментаторов, при этом он, предоставляя особые исключения для караимов, являлся дискриминационным в отношении численно превосходившего их традиционного еврейства.
Российские законодатели и раньше, прибегая к двойному налогообложению, сочетали фискальные цели с религиозными. При Петре I был введен такой налог со староверов, чтобы увеличить их бремя, а заодно и пополнить казну государства (последней цели служили многие петровские начинания).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116