Ударом ножа жертве рассекли позвоночник.
А в гостиной Лино Лабьянка корчился в предсмертных судорогах. Уотсон поспешил наверх, чтобы поучаствовать в издевательствах, которые творились в спальне. На теле Розмари Лабьянка насчитывалось сорок одно ножевое ранение. Ее мужу нанесли двенадцать ударов ножом и четырнадцать – кухонной вилкой для мяса. Слово «ВОЙНА» глумливо вырезали на его животе. «Смерть свиньям» и «хелтер-скелтер» написали кровью жертвы на холодильнике и на белой стене.
Убийцы догадались покормить трех хозяйских собак, одна из них слизывала кровь с их рук. Затем все они вымылись под душем, приготовили себе поесть и, прихватив с собой пару упаковок шоколадного молока из холодильника, покинули дом.
На следующий день на ранчо началась усиленная подготовка к исходу в пустыню. События развивались быстро – особенно после того, как «семьей» заинтересовалась полиция (не в связи с убийствами, а из-за наркотиков и участившихся в округе случаев воровства). Но сначала нужно было рассчитаться с Коротышкой Ши.
Дональд Ши, тридцатишестилетний объездчик лошадей и чернорабочий, прослуживший у Спана пятнадцать лет, стал действовать Чарли на нервы, а летом 1968 года переходить дорогу Чарли было опасно. Коротышка еще раньше навлек на себя гнев Чарли тем, что женился на чернокожей и принимал на ранчо ее знакомых. Но смертный приговор себе он собственноручно вынес тогда, когда стал уговаривать старого Спана выдворить «семью», а Чарли узнал об этом.
26 августа Чарли приговорил Коротышку к смерти. «Семья» сработала четко, устроив засаду. «Они закололи его, как рождественскую индюшку», – рассказывал Дэниэл Декарло, мотоциклист, некоторым образом связанный с «семьей». (Декарло не был непосредственным свидетелем убийства, но узнал все подробности от одного из членов секты.) Коротышку разрезали на девять частей, руки и голову отрубили.
Но полоса везения для Чарли, похоже, окончилась неделю спустя, когда его вместе с двадцатью приспешниками взяли под стражу по подозрению в угоне машин. Никаких подозрений насчет их причастности к голливудским убийствам пока не возникало. И все они были освобождены за недостатком улик. И даже когда полиция узнала, до какой крайности дошел опасный культ в тесном мирке Мэнсона, никто не попыталс связать скандальные убийства с существованием «семьи». И все было бы шито-крыто, если бы Сьюзен Аткинс, сидя за решеткой, не наболтала лишнего. Аткинс арестовали совсем по другому поводу, но она не утерпела и, решив похвастать перед сокамерницей, во всех подробностях расписала убийство Шарон Тейт. Та немедленно сообщила это охране.
К концу года Чарли, а также Уотсону, Кренвинкель, Аткинс и ван Хутен было предъявлено обвинение в убийстве. В итоге их признали виновными и приговорили к пожизненному заключению. Стив Гроган, работник с ранчо Спана, был также приговорен к пожизненному заключению за обезглавливание Коротышки Ши (отсидев четырнадцать лет, он выйдет на свободу). Не было выдвинуто никаких обвинений против Мэри Бруннер и Линды Касабьян, они проходили по делу свидетелями. Через несколько лет верный адъютант Чарли – Пискля Фромм – получит пожизненный срок за участие в неудавшемся покушении на президента Форда.
В 1970 году, представ перед судом по обвинению в убийстве, Чарли называл себя репортерам так: «Чарльз Мэнсон, также известный как Иисус Христос – заключенный». В суде ему представилась возможность выступить с речью – она была сумбурной и маловразумительной и продолжалась час. Послушать Чарли, так в кровавой бойне следует винить всех кого угодно, только не его.
«Я никогда не ходил в школу, – говорил Чарли, – и меня не научили как следует читать и писать, я сидел в тюрьме и оставался глупым. Я оставался ребенком, пока ваш мир взрослел. И после этого я смотрю на то, как вы живете, и не понимаю вас. Вы едите мясо и убиваете тех, кто лучше вас, а потом говорите, что ваши дети плохие, что они убийцы. Это вы сделали их такими… Дети, которые приходят к вам с ножом, – это ваши дети».

Папе видней

Мать звала его Джимба и говорила, что на нем почиет Дух Божий. «Мальчик станет знаменитым проповедником», – не уставала повторять она, и это было отнюдь не пустое бахвальство. Детство Джима Джонса прошло в сельской местности в штате Индиана. Страна была охвачена Великой депрессией, и все мальчишки играли в полицейских и воров, но маленький Джим играл в проповедника. В восемь лет он уже шпарил наизусть пространные цитаты из Библии. С людьми он ладил плохо и всю свою любовь обращал на животных: подбирал на улице брошенных кошек и собак и дома выхаживал их. Правда, много лет спустя очевидцы стали припоминать, что его подопечные зверюшки часто умирали – тогда мальчик устраивал им пышные похороны, читал заупокойную и горько оплакивал потерю.
Его мать, Линетта, сшила ему для игр полное священническое облачение. К двенадцати годам он стал местной знаменитостью: толпы юных зрителей сходились послушать, как он вещает о геенне огненной и кипящей смоле, а некоторые после этого послушно шли за ним к ручью «креститься». Когда он возвращался домой, в кармане его всегда позвякивала мелочь, поскольку пышная церемония, которую он устраивал, была не бесплатной. Мать оказалась права: он был и впрямь необыкновенный ребенок.

Было в нем нечто загадочное. В детстве за Джимом шагали к ручью малыши, а много позже к нему как магнитом потянуло взрослых. И первой из них была его жена Марселина. Они познакомились и поженились, когда ей был двадцать один, а ему – всего семнадцать и он только начинал свое служение, учился на методистского священника в Индианаполисе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20