«Позор! Позор!».
– Мы же заплатили, – сказал я дедушке. – Зачем же он снова орет?
Дедушка странно посмотрел на меня и хмыкнул.
– «Позор», – сказал он, – это по-чешски значит «внимание», «осторожно». Это носильщики просят, чтоб им дали дорогу.
Странный этот чешский язык. В нем есть слова, которые звучат, как наши, а обозначают совсем другое.
С вокзала мы поехали в гостиницу, которая называется «Метеор» и находится на улице Гибернской, недалеко от Пороховых ворот. Бабушка повторила мне адрес десять раз, чтобы я хорошо запомнил. Она уверена, что я обязательно заблужусь, и тогда адрес гостиницы может мне пригодиться.
Позавтракали мы в ресторане при гостинице. Ресторан мне этот очень понравился – он был похож на старый подвал, а на стенах висели рога разных сельскохозяйственных животных. И во время завтрака со мной произошло странное происшествие: мне совсем перехотелось пить. А дедушка как раз предложил мне попробовать знаменитое чешское пиво. И хотя, как я заметил, бабушка дернула его за рукав, дедушка все равно налил мне в стакан немного пива и немного пены.
Если бы я не решил, что буду теперь очень вежливым, на вопрос деда, как мне понравилось пиво, я б ответил, что совсем не понравилось. Оно было горьким и щипало за язык. Но я выпил все, что было у меня в стакане, и сказал, что пиво очень вкусное. Я никогда, правда, не пил нашего киевского пива, но если оно еще хуже этого, то мне совсем непонятно, как его люди пьют.
Сразу же после завтрака мы пошли в Музей Ленина, который находился почти напротив гостиницы «Метеор», по другую сторону улицы. Бабушке и дедушке очень хотелось посмотреть этот музей. В этом доме в самом деле побывал Ленин, когда здесь была Пражская конференция.
Экскурсовод, очень старая женщина в очках, рассказала нам, что в этом здании 18 января 1912 года двенадцать дней проходила Пражская конференция, которой руководил Владимир Ильич Ленин. Затем она нас повела в комнату, где была эта конференция.
Если бы я не увидел этого своими глазами, я бы никогда не поверил, что помещение, в котором проходила такая знаменитая конференция, в действительности самая обыкновенная комната, меньше нашего класса, и даже без трибуны. Там стояло только несколько столов, старые стулья, а в углу – рогатая вешалка для одежды.
Пока дедушка и бабушка рассматривали комнату и слушали экскурсовода, я потихоньку вышел и быстро отправился вниз, на первый этаж, где я с самого начала заметил замечательный пулемет. Самый настоящий! У него на дуле была такая воронка, для пулеметчика было сделано специальное гнездо, похожее на велосипедное.
Я сел на это седло и, ничего не трогая руками, стал рассматривать, как стреляют из этого пулемета, потому что я не знал, как в музеях держат оружие – заряженным или без патронов, и было бы очень некрасиво, если бы я вдруг стал стрелять в музее. И тут я увидел, что в зал, где стоял пулемет, вошел чехословацкий военный. Я на всякий случай слез с седла и спросил:
– Дяденька, из этого пулемета стрелял Ленин?
– Нет, – ответил военный. – Ленин, по-моему, вообще никогда не стрелял из пулемета. Но вот, если хочешь, я могу тебе показать броневик, с башни которого Ленин выступал, как с трибуны.
– Этот броневик я знаю, – ответил я. – У нас в школе в Ленинской комнате есть модель этого броневика.
– Ну раз ты такой образованный, – сказал военный, – то давай поищем твоего дедушку.
Этот военный приехал, оказывается, чтобы повезти нас на кладбище. Внизу уже стоял автобус, и в нем сидели все, кто нас встречал, и еще один чешский генерал.
Для того, чтобы попасть к могилам советских солдат, которые погибли в боях за освобождение Чехословакии, нужно было сначала пройти через обыкновенное кладбище. Ну это только так говорится «обыкновенное», а на самом деле там очень интересные памятники, голуби из мрамора, совсем похожие на настоящих, ангелы с крыльями, как у голубей, на каменных плитах такие фотографии, как у нас делают на фарфоровых тарелках, возле многих могил горят маленькие цветные фонарики.
А на военном кладбище, если бы ты даже не знал, что тут похоронены военные, можно сразу понять, что это могилы солдат и офицеров. Все плиты на одинаковом расстоянии друг от друга, так, как будто стоят в строю, на каждой золотом написаны фамилии и год, когда этот человек погиб.
А в центре – памятник. Чехословацкий генерал, дедушка, бабушка и все остальные положили возле памятника венок и букет цветов, и пока они там стояли, я пошел по дорожкам, посыпанным красным песком, между могилами, рассматривая фамилии.
И вдруг на одной из плит я прочел надпись «Карасев». Я очень расстроился, потому что дедушка мой был жив. Это получилась какая-то ошибка. Очевидно, погиб какой-то другой человек, а его приняли за дедушку и тут похоронили. Но это очень неудобно, что получилась такая путаница.
Я подошел к дедушке, тихонько потянул его за рукав и повел к могиле с нашей фамилией. Дедушка посмотрел на надпись и сказал, что никакой путаницы тут не произошло, что тут похоронен однофамилец, а может быть, даже кто-нибудь из наших родственников. Очень много наших родственников пали в боях за честь и независимость нашей Родины.
Затем дедушка смахнул рукой несколько сухих листиков, которые упали на плиту с фамилией Карасев, и вдруг я заметил, что у дедушки как-то странно дергается шея и из глаз у него текут слезы. Я ни разу в жизни не видел, чтобы дедушка плакал.
Но я не умею плакать, как взрослые, без всякого звука. Я заревел во все горло. И когда я заревел, прибежала бабушка, и генерал, и все остальные, и тоже стали вокруг этой плиты и начали плакать.
1 2 3 4