Но однажды солдаты скрылись в земле. Прямо на глазах у Бёрге они внезапно превратились в белые и черные пятна на бумаге, их просто не стало. Это произошло в считанные секунды, они уже не вернулись обратно в ящик; пухлая ручонка положила книгу на пол и никогда больше к ней не прикасалась. Что за чудо? Бёрге широко раскрыл глаза, вытаращились в изумлении мутные чердачные окна, и садовый столик, валявшийся на чердаке, вылупил свой круглый белый глаз. Бёрге затаил дыхание, замер весь чердак, дождь с ветром тоже стихли и прислушались. В целом мире раздавался сейчас один-единственный звук – это маленький мышонок проворно сновал среди старой садовой мебели. Не какой-нибудь сахарный мышонок или белая мышь с красными глазами, а настоящий серый дикий мышонок с черными блестящими глазками!
Бёрге случалось видеть мышей и раньше. Однажды дядя Эмиль даже подарил ему мышку, она могла бегать по ковру совсем как живая, и мама с дядей Эмилем смеялись, глядя на нее. Но когда Бёрге взял мышку в руки, оказалось, что она крашеная, твердая и внутри у нее колесико. Бёрге не мог полюбить такую мышку, он нарочно забыл ее в саду, и она потерялась. Потом он видел двух белых мышей в витрине магазина в Копенгагене. Гокке даже остановилась возле витрины, чтобы доставить Бёрге удовольствие, но разве это удовольствие! Посреди витрины стояла клетка, а в клетке был устроен проволочный барабан, в котором сидели две мышки, мышки надеялись убежать из своего барабана, из клетки, из витрины, но убежать не получалось, они только напрасно перебирали лапками и крутили барабан. А перед витриной толпились взрослые и смеялись точно так же, как мама с дядей Эмилем смеялись над заводной мышкой. Все это мгновенно пронеслось в памяти Бёрге и показалось жалким и ненужным по сравнению с тем, что было у него теперь – ведь у него появился настоящий, живой серый мышонок, который бегал без всякого колесика и куда ему вздумается, со временем этот мышонок станет ручным и будет есть у него с ладони!
А пока что… У Бёрге даже защекотало внутри от этого дивного зрелища. Мама, Гокке, все-все, бегите скорей сюда, смотрите, мышонок ест! Он сидит на задних лапках, опираясь на хвост, как будто за настоящим столом, накрытым белой скатертью, и теребит что-то передними лапками с крохотными коготками, словно выколупывает ядрышки из орешков, мордочка у негр подрагивает, и все тельце подрагивает, и круглые ушки восхитительно торчат над головкой. Каждой жилкой Бёрге ощущает радость, ему хочется подкрасться поближе и прикоснуться к мышонку, очень нежно, одним пальчиком, погладить ему спинку. Осторожно-осторожно, широко раскинув руки, Бёрге выпрямляется. Теперь всего один шаг, крохотный шажок на цыпочках и… Руки Бёрге разочарованно опускаются, бурлящая радость угасает. Мышонок сбежал! Раз, и нет его!
Однако не все потеряно! Мышонок живет здесь, на чердаке, чердачная пыль пропитана его запахом. И если Бёрге каждый день будет подолгу наблюдать за ним, не пытаясь его потрогать, в конце концов мышонок начнет есть у него из рук.
Когда Бёрге спускался по лестнице, ему рисовались заманчивые картины: у мышонка на чердаке есть норка, в которой полно мышат, они все тоже станут ручными, будут прибегать на свист Берге и по очереди есть у него с ладони. Он принесет им хлеба, сыру и ваты для норки, а в цветочный горшок нальет молока! Просто непостижимо, сколько у него вдруг появилось дел и забот. В прихожей он остановился и прислушался.
Ara! В столовой звенят ножи и вилки – Гокке накрывает стол к обеду, значит, путь на кухню свободен! Через минуту он, запыхавшись, уже взбежал на чердак с куском французской булки и коркой от сыра. Теперь только нужно было найти место, где мышонок ел в прошлый раз, и скорее вниз, чтобы снова не спугнуть его. Переполненный жгучей радостью, Бёрге прикрывает дверь своей тайны и спускается в сад. Дождь прекратился, воздух прозрачен, и ноги Бёрге подпрыгивают помимо его воли. Железный обруч тоже катится сам по себе. Он вихляет из стороны в сторону и падает прямо посреди лужи. И нет с ним никакого сладу.
Вечером Бёрге не может уснуть. В нем все бурлит и клокочет от радостной тайны, руками и ногами он высоко поднимает перину и держит ее, словно мост на четырех столбах. Наконец он спрыгивает с кровати на пол. Он задумал нешуточное дело, его обнимает тьма, а по углам что-то чернеет, это не может быть просто воздухом. На лестнице под короткую рубашонку забирается ледяной холод, лампочка горит так тускло, что можно не щурясь смотреть на раскаленные нити, перед чердачной дверью светится небольшой желтый круг, а дальше темнеет туловище огромного мохнатого зверя. Бёрге до последнего мгновения не отпускает перила – эту единственную связь с землей, а потом белым комком летит в темноту и присаживается на корточки. Ура! Мышонок нашел хлеб и выгрыз всю середину, оставив большую дырку, сквозь которую можно смотреть. Ах ты, привереда, не любишь корки! Счастье захлестывает Бёрге; обеими руками он подносит хлеб к носу – хлеб пахнет мышонком, Бёрге кажется, будто мышонок уже шевелится у него в ладонях, щекочет их. Он предвкушает этот миг, радость пронизывает его, он сидит, натянув рубашку на колени, сопит от восторга, и на темном чердаке становится светлее. Привидений и след простыл. А мохнатый зверь съежился от стыда, повернулся к Бёрге спиной и оказался просто-напросто старым диваном…
Прошла неделя. На тихом, сумрачном чердаке бледным ростком, таящимся от яркого света, выросла дружба между мальчиком и мышонком. Бёрге подолгу сидит, спрятав подбородок в воротник свитера и прислушиваясь к голосам и хлопанью дверей, доносящимся снизу, а вокруг медленно опускается пыль, и вещи громоздятся на чердаке, подобно безмолвным горам.
1 2 3 4 5