Через три недели мы дойдем до ее подножья; возможно, что свирепый муссон уничтожил тропы и снес переправы через бурные горные реки; возможно, что носильщики заболеют или откажутся от продолжения марша…
Было очень заманчиво сидеть каждый вечер над фотографиями Чо-Ойю и описанием Шиптона, которые я и так знаю почти наизусть, и составлять различные варианты плана штурма вершины.
– По этому склону она не может быть сложной.
– Здесь мы должны установить лагерь.
– Это будет лагерь III.
– Отсюда вернулись англичане.
– Нам нужно держаться правее.
– Левее.
Целыми днями мы можем так говорить, но это бессмысленно и нервирует нас. Мы не имеем других материалов, кроме нескольких слов Шиптона и фотографий. На фотографиях многодневные трудности ледопада имеют высоту всего три миллиметра! Мы можем спланировать не более двух-трех маршрутов и среди них найти правильный. Но мы не хотим быть математиками, пришедшими с готовыми точными вычислениями, мы хотим познакомиться с вершиной и посмотреть, по каким гребням и склонам мы можем с ней сойтись в полной гармонии.
В понятие гармонии входит все, к чему мы стремимся. Это очень много.
Как можно, имея заранее составленный, точно установленный план разговора, встречаться с незнакомым, высокопоставленным человеком, от которого ждешь важного решения? Нужно выждать, проявить гибкость и в случае необходимости оперативно принять другое решение.
Конечно, эти рассуждения не могут быть признанной основой для восхождения на восьмитысячник, тем не менее я сказал: «Сепп, теперь мы больше не будем говорить о вершине. Да? Когда будем стоять у ее подножья, тогда посмотрим».
Мы забываем нашу цель и наслаждаемся мирным течением дней.
Останавливаться на всех подробностях перехода в Намче-Базар слишком скучно. Мы шли по дорогам, которые прошли до нас другие экспедиции, прежде всего экспедиция на Эверест. Они лишили эти дороги интереса первого посещения, которое я испытывал год тому назад в Западном Непале, и влияли на цены. Сейчас на одну рупию можно купить только четыре яйца вместо десятка, и население рассматривает нас с той смелостью желания и высокомерия, с какой мы смотрим на странствующий цирк, остановившийся в родном городе.
Незабываемые храмы столицы с великолепными деревянными скульптурами и золотыми крышами уступали свое место скромным сельским строениям. По утрам высокие облака соревновались с далекими снежными вершинами, видными иногда только пару минут, и мы забывали произведения искусства, созданные руками человека. Позже облака сгущались, спускался туман, и нас окружали будни действительности, а не видение далеких снов.
Среди наших носильщиков находился один бородатый старик, год назад сопровождавший меня в течение двух недель до Манангбота. Когда мы снова встретились, по его морщинистому лицу на мгновение скользнула улыбка признания, но вот он уже снова смотрел вокруг себя скучающим взором и оценивал груз, который раскладывали перед ним шерпы. Я хотел подойти к нему и сказать пару слов о прошлогоднем переходе, но его неприветливая поза остановила меня и вынудила тоже смотреть на ноши. Эта встреча с человеком, с которым меня связало короткое насыщенное переживаниями время, взволновала меня. У меня создалось впечатление, что он не отважился вдаваться в личные воспоминания перед посторонними.
Возможно, это неправильно, и старику просто казалось вместе проведенное время менее важным, чем опасность получить тяжелую или жесткую ребристую ношу.
Мы планировали, что нашими драгоценными и тяжелыми консервами начнем пользоваться только выше снежной линии, а пока питались местными продуктами. Из гостиницы в Катманду мы прихватили дюжину буханок хлеба, которые сначала зачерствели, а потом заплесневели и этими качествами они значительно облегчили нам переход на принятые в этой стране плоские хлебцы, так называемые чапатти. Утром мы чаще всего пили кофе фирмы «Нестле» и открывали по одной банке масла и джема. Мы не могли подтвердить, что строго воздерживались от походных продуктов, но все же большинство консервов мы доставили в базовый лагерь.
Мы жили хорошо и в довольстве, имели кур, яйца, рис, картошку и лук. Анг Ньима оказался хорошим поваром.
Пазанг купил барана, которого мы должны были довести с собой до Намче-Базара, где бараны, по его словам, очень редки и дороги.
Удивительно и грустно, как Сола-Кхумбу, родина шерпов, куда мы должны были прийти через две недели, отличается от того Сола-Кхумбу, который в прошлом году расхваливал нам Пазанг.
Тогда, по его словам, в Сола-Кхумбу было столько баранов, что шерпы радовались, если могли их продать за несколько серебряных монет. Молока и масла в каждом доме стояло сколько угодно. Изобилие картофеля стало настоящим народным бедствием, и все были благодарны тому гостю, который помогал его истреблять. Во время путешествия по Западному Непалу меня нередко злили слова Пазанга о бедности этой части страны. Чтобы купить козу, надо было долго упрашивать продать ее и торговаться; молоко и яйца были дорогими редкостями, и иногда нам приходилось голодать по-настоящему. Часто я с раздражением думал о несправедливости судьбы, направившей меня в эту страну засухи, в то время как в нескольких сотнях километров восточнее есть районы с изобилием продуктов.
Приобретенный Пазангом баран – самый дорогой, когда-либо купленный в Гималаях, – заставил меня относиться с недоверием к рассказам Пазанга о сказочном богатстве Сола-Кхумбу. Баран был худой, год назад мы съели бы его в два приема, а теперь на пути к Сола-Кхумбу мы должны были гнать его с собой в течение двух недель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69