«Что касается нас, то мы сожгли за собой мосты. У нас нет пути назад, но мы и не хотим идти назад. Мы войдем в историю как величайшие государственные деятели всех времен – или как величайшие преступники в истории».


Психограмма Сталина

Нарциссическая мания величия

Достижения современной психологической науки сегодня позволяют нам объяснить противоречия личности одного и того же индивидуума. Особое значение при этом имеет учение Зигмунда Фрейда и его школы, согласно которому наш внутренний мир существует как бы в двух уровнях – на уровне сознания и на уровне подсознания. Сегодня мы также знаем, что базовые черты характера человека формируются не только за счет наследственно предопределенных факторов, но также и под влиянием воспитания, впечатлений раннего детства и юности. Эти исходные впечатления никогда полностью не стираются – они могут лишь быть вытесненными в подсознание и, позднее, сменяя друг друга, в различной степени воздействуют на поведение и эмоциональный мир взрослого индивидуума. Поэтому не представляется возможным понять характер человека в целом, если не уделять подсознательному в нем такое же внимание, как и сознательному, если не обращаться к юношеским переживаниям этого человека. Поэтому при исследовании личности Сталина нам придется попытаться полностью синтезировать все ступени ее развития подобно тому, как мы поступили в случае Наполеона и Гитлера.
Если объективно с медицинской точки зрения проанализировать юношеский анамнез Сталина, то мы обнаружим несколько фаз, оказавших решающее влияние на его последующее развитие.
Первой из таких определяющих фаз, безусловно, является его раннее детство. Как показывают воспоминания друга его юности Иремашвили, грубые методы воспитания жестокого и часто пьяного Виссариона Джугашвили оставили неизгладимые следы в душе сына. Причем следует говорить не только и не столько о физической боли от ежедневных побоев, которыми отец якобы хотел сломить упрямство сына, сколько о чувстве несправедливости от незаслуженных наказаний, которые вошли у отца в привычку, и о чувстве бессилия, с которым он был вынужден сносить жестокость грубого, примитивного и непредсказуемого родителя. Подобное физическое насилие и психическое подавление вынуждены были претерпеть миллионы взрослых людей, переживших фашистскую и коммунистическую диктатуру. Элис Миллер настойчиво доказывает, что между насилием над ребенком и насилием над взрослым существует большая разница: ребенок не имеет права открыто выразить ненависть к своему мучителю. Ведь не положено ненавидеть отца – так гласит четвертая заповедь – и, в принципе, ребенок и не хочет ненавидеть своего отца, потому что он его любит. Этот парадокс, состоящий в том, что страдания принимаются от руки «любимого мучителя», может оказать необратимое влияние на последующее психическое развитие человека.
Ребенок запечатлевает в себе именно событие перенесенных в детстве побоев, а не эмоциональное содержание, вкладываемое в это воспитательное мероприятие его родителями, согласно которому ребенок был бит для его же блага. Поэтому взрослый человек, полностью вытеснивший это детское переживание в подсознание, воспринимает подобные события совершенно без эмоций и какого-либо участия. Страдания, вызванные жестоким обращением, побоями и отсутствием сочувствия к своим детским невзгодам, запечатленные в подсознании ребенка, в будущем порождают у взрослого человека внутреннее желание повторить эти страдания детства. При этом характерно, что такие люди полностью идентифицируют себя с агрессором и не испытывают ни малейшего сочувствия к жертве. Не удивительно, что самые надежные лагерные надзиратели и заплечных дел мастера поставляются именно этим контингентом людей. Некогда порабощенный и преследуемый ребенок сам становится поработителем и преследователем, ибо даже десятилетия спустя в нем продолжает жить трагическая потребность, заставляющая его мстить за обиды, перенесенные в раннем детстве, и проецировать накопленную ненависть на другие личности и общественные институты.
Друг детства Сталина Иосиф Иремашвили сто лет назад предвосхитил эти выводы современной психологии, написав: «Тяжкие, незаслуженные избиения мальчишки сделали его таким же жестоким и бессердечным, как его отец. Он был убежден в том, что человек, которому должны подчиняться другие люди, должен быть таким, как его отец, и поэтому в нем вскоре выработалась глубокая неприязнь ко всем, кто был выше его по положению. С детских лет целью его жизни стала месть, и этой цели он подчинил все». Отец всегда играл в семье лишь роль властелина и почти никогда не проявлял дружеских, тем более нежных чувств. Поэтому в сыне «непрерывно и однозначно накапливалась ненависть».
О влиянии матери мы можем строить одни лишь предположения. Безусловно, у Сталина не было такой связи с матерью, как у Наполеона или, тем более, у Гитлера. Нам известно лишь, что она была вынуждена столь же безропотно сносить унижения и несправедливости, а нередко и побои главы семейства и безмолвно взирать на издевательства мужа над своим Coco. В глазах ребенка мать как бы давала молчаливое согласие на грубые «воспитательные мероприятия» отца и, таким образом, утратила роль союзницы его самоутверждения по отношению к отцу, что, естественно, не способствовало укреплению связи между ребенком и матерью.
С другой стороны, имеются основания предполагать, что мать Сталина, лишенная других радостей в своей беспросветной жизни, была очень привязана к своему единственному ребенку, причем ее любовь к сыну должна была усиливаться его увечьем – укороченной левой рукой, из-за чего он нуждался в защите более, чем другие дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159