Но человек, который является только человеком-рабочим и ничем другим, крайне нуждается в суете выходных дней, чтобы чем-то заполнить внутреннюю пустоту, поскольку именно в выходные, когда останавливается темп рабочей недели, бедность содержания его жизни становится очевидной. И создается впечатление, что человек бежит со скоростью, на какую только способен, чтобы не заметить бесцельности собственной жизни. Он пытается убежать от себя самого - но напрасно, потому что в выходные дни перед ним наиболее ярко предстают бесцельность, бессодержательность и бессмысленность его существования.
Чего он только не предпринимает, чтобы чем-то заполнить выходные! Он бежит в танцевальный клуб - там гремит громкая музыка, и поэтому не нужно говорить, Так что ему не приходится даже напрягаться для "бальных" разговоров. Он не напрягается даже, чтобы думать; все внимание концентрируется на танцах. Либо устремляется в другое "убежище" времяпрепровождения в выходные - в занятия спортом. Тут он может сделать, например, вид, как будто самым важным событием в мире является то, какой футбольный клуб победит в матче: две команды по 11 человек играют - миллионы людей смотрят. В поединке боксеров участвуют только двое, но здесь борьба гораздо интенсивнее и к пассивному наблюдению здесь добавляется изрядная доля садизма. Все это не следует ни в коей мере понимать как протест против здорового спорта. Следовало бы лишь критически спросить, какая внутренняя ценность существует у такого спорта. Возьмем, например, альпинизм. Альпинизм предполагает активность; пассивное наблюдение здесь отсутствует. В нем есть настоящие достижения: что касается физической способности достижения успеха, альпинист при определенных обстоятельствах (опасности для жизни) вынужден выжимать из себя последнее; в душевном плане здесь тоже нужные усилия - там, где он должен научиться преодолевать, например, страх или головокружение от высоты. Причем следует заметить, что альпинист не ищет опасность (ради нее самой), но испытывает ее. Соперничество же, которое в других видах спорта ведет к погоне за рекордами, в альпинизме имеет другую, более высокую форму, а именно "соперничество с самим собой". Другим положительным социальным моментом альпинизма является чувство товарищества "по связке".
Но и в нездоровой погоне за рекордами можно наблюдать чисто человеческую черту, поскольку она представляет собой форму человеческого стремления к неповторимости и уникальности. Подобное же можно сказать и о других массово-психологических явлениях, таких, например как мода: в ней человек стремится к оригинальности любой ценой; жаль только, что единственность и неповторимость в этом случае исчерпываются чисто внешними атрибутами.
Не только спорт, но и искусство могут быть использованы для достижения невротических целей. В то время как подлинное искусство и его восприятие обогащают человека и ведут его к реализации его внутренних возможностей, невротично используемое "искусство" лишь отвлекает человека от него самого. В этом случае оно является лишь возможностью и поводом для самоопьянения и самоотупления. Если человек пытается убежать от себя самого и от чувства экзистенциального вакуума, то он прибегает, например, к увлекательному детективному роману. В его остром сюжете он ищет в конечном счете только развязки - того отрицательного удовольствия ухода от чего-то неприятного, которое Шопенгауэр ошибочно полагал за единственно возможное удовольствие. Я уже говорил, что неудовольствие, напряжение, борьба предназначены совсем не для того, чтобы получать от них в свободное время отрицательное удовольствие. В действительности мы ведем жизненную борьбу не для того, чтобы доставлять себе этим все новые и новые ощущения; жизненная борьба скорее является чем-то целенаправленным и лишь благодаря этому осмысленным. Самой притягательной из возможных субстанций охотника за острыми ощущениями является смерть в рамках "искусства" в той же степени, что и в реальной жизни. Обыватель, сидя за завтраком и просматривая газеты, ищет репортажи о несчастных случаях, закончившихся смертью. Массовые трагические происшествия, массовые смерти не могут его, однако, удовлетворить; анонимная масса воздействует, по-видимому, слишком абстрактно. Поэтому может случиться, что этот человек уже в тот же день почувствует потребность пойти в кино, чтобы посмотреть крутой триллер. С ним происходит то же, что и с любым, страдающим какой-либо зависимостью: жажда ощущений требует возбуждения нервов, возбуждение нервов порождает новую, еще большую жажду ощущений и ведет к увеличению дозы. В конечном итоге речь идет о контрастном воздействии, основанном на том, что смерть здесь - это всегда то, что происходит с кем-то другим. Этот тип людей бежит именно от того, чего он больше всего боится: от предопределенности знания о своей смерти, то есть от того, что делает для них столь невыносимой экзистенциальную пустоту, так как определенность смерти означает нечто ужасное только при условии нечистой совести. Смерть как конечный момент жизненного времени может ужасать лишь того, кто не заполняет свое жизненное время. Лишь он не может смотреть смерти прямо в глаза. Вместо того, чтобы реализовать ограниченное время своей жизни и в нем себя самого, он спасается бегством в своего рода безумие, подобно приговоренному к смерти, который в последнюю минуту начинает верить, что его еще помилуют. Этот человек спасается бегством в иллюзию того, что с ним самим якобы не может ничего случиться, а смерти и катастрофы - это лишь то, что всегда случается с другими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75