Если мы, однако, поймем "возможность" и "страдание" в вышеназванном смысле, то эта фраза не будет казаться такой уж туманной. Прежде всего потому, что между болезнью - в том числе и душевной - и страданием следует делать принципиальное различие. Не только потому, что человек может быть больным и не "страдать"; а потому, что существует страдание, лежащее вне всякой болезни, просто человеческое страдание, которое по своей сути является частью человеческой жизни. Следовательно, может случиться так, что экзистенциальный анализ должен будет помочь человеку стать способным страдать, тогда как, например, психоанализ хочет лишь сделать его способным к наслаждению или способным к успеху. То есть существуют ситуации, при которых человек может реализоваться лишь путем подлинного страдания и лишь в нем. А "возможность чего-то", которая означает жизнь, может быть упущена также и в случае возможности подлинного страдания, т. е. реализации ценностей отношения. Теперь мы понимаем, почему Достоевский сказал, что он боится лишь одного: быть недостойным своей муки. Давайте оценим и мы, какое достижение заключается в страдании больных, которые борются за то, чтобы быть достойными своей муки.
В связи с этим я хотел бы рассказать о весьма поучительном случае. Один духовно высокоразвитый человек в молодые годы внезапно был вырван из активной трудовой деятельности после того, как достаточно быстро развивающийся паралич спинного мозга (по причине туберкулеза позвоночника) привел к полному параличу ног. Врачи обсуждают возможность операции. Для консультации приглашается один из самых известных нейрохирургов Европы. Но его прогнозы пессимистичны, и он отклоняет операцию. Об этом сообщает один из друзей в письме к подруге больного, на вилле которой он находится. Во время завтрака хозяйки виллы с больным гостем ничего не подозревающая горничная передает ей письмо. О том, что произошло затем, пациент рассказывает в своем письме другу; приведу некоторые отрывки из этого письма: "...Еве ничего не оставалось делать, как дать мне прочитать письмо. Так я узнал о неутешительном прогнозе, сделанном профессором. Дорогой друг, я вспоминаю фильм "Титаник", который я видел несколько лет назад. Больше всего мне запомнилась сцена, когда парализованный инвалид, сыгранный Фрицем Кортманом, читая "Отче наш", готовит к смертному часу маленькую группу людей, которым была уготована эта судьба, в то время как судно уже тонет и вода поднимается все выше и выше. Я пришел домой из кино потрясенный. Я думал, какой это должен быть подарок судьбы - сознательно идти навстречу смерти. Ну вот и моя судьба предоставила мне эту возможность. Мне позволено еще раз испытать свой боевой дух; но в этой борьбе с самого начала речь будет идти не о победе, а о последнем напряжении сил, о последнем гимнастическом упражнении, так сказать... Я хочу выносить боль без наркотиков - пока это возможно. "Битва на потерянной позиции?" Этого выражения вообще не должно существовать. Значение имеет только сама борьба... Не может быть никаких потерянных позиций... Вечером мы играли "Четвертую" Брукнера. Во мне все было исполнено струящейся благодати. - В остальном я занимаюсь ежедневно математикой и отнюдь не впал в сентиментальность".
В другом случае болезнь и близость смерти мобилизовали последнее в человеке, который до этого провел свою жизнь в "метафизическом легкомыслии" (Шелер) и прошел мимо своих лишь ему одному уготованных возможностей. Речь идет об одной молодой женщине, довольно избалованной жизнью, которая совершенно неожиданно попала в концентрационный лагерь. Там она заболела и слабела день ото дня. За несколько дней до смерти она сказала: "Я благодарна своей судьбе за то, что она меня так крепко ударила. В моем прошлом буржуазном существовании я была, безусловно, слишком безвольна". Приближение смерти ее не страшило. С кровати в комнате лагерного изолятора, где она лежала, через окно можно было видеть цветущий каштан. "Это дерево - мой единственный друг в моем одиночестве, с ним я разговариваю". Что это было галлюцинации, или она бредила? Ведь она же имела в виду, что каштан также и "отвечал" ей. Но никаких признаков бреда не было. Но что же это был за странный "разговор двоих" - что "сказало" цветущее дерево умирающей женщине? "Оно сказало мне: Я здесь - я здесь - я жизнь, вечная жизнь".
Виктор фон Вайцзекер утверждал, что больной как страдающий в каком-то смысле превосходит врача. Эта мысль пришла мне на ум, когда я покидал эту женщину. Врач, которой достаточно хорошо понимает тонкости ситуации, не может подходить к неизлечимо больному или умирающему без определенного ощущения стыда: ведь, будучи врачом, он оказался бессильным вырвать у смерти эту жертву; пациент же в данном случае - это человек, который мужественно противостоит судьбе, принимая ее в тихом страдании и совершая этим в метафизическом смысле настоящее достижение.
О смысле труда
Не следует, как мы уже говорили, задавать вопрос о смысле жизни; на него следует отвечать, причем отвечать каждый раз не словами, а делами. Кроме того, этот ответ должен соответствовать конкретности ситуации и личности, вобрать в себя эту конкретность. Верным ответом будет, таким образом, деятельный ответ в его повседневной конкретности, так как повседневность - это конкретное пространство человеческой ответственности.
В рамках этого пространства каждый человек незаменим и неповторим. Значение, которое имеет осознание своей единственности и неповторимости, мы уже обсудили. Мы видели, исходя из каких посылок экзистенциальный анализ работает на осознание ответственности, но одновременно мы видели и то, как сознание ответственности вырастает прежде всего на основе осознания конкретной личной задачи, "миссии".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75