Арбуз, натуральный арбуз – круглый, полосатый, желто-коричневый, на четырех тонких угловатых ножках. Гладкий, блестящий. Глазки зверя уставились на Скрибнера без страха, полосатый шарик попрыгал на месте, а потом подбежал к деревянным прутьям. Скрибнер протянул руку, и шар обнюхал ее, шевеля плоским, едва заметным носом.
– Н-да, – сказал ему Скрибнер. – Ты, значит, и есть тахи. И без тебя, значит, в океане делать нечего. Интересно…
Внезапно поднялся ветер, вода потемнела, на рифы накатились огромные волны, пальмы пригнулись, и орехи посыпались с них дождем. Скрибнер огляделся. «Черт, кажется, шторм…» Адриан Антонович поспешил связаться с лагерем, но едва он коснулся пальцем кнопки на поясе, как виски на долю мгновения сжало мучительной болью, и Скрибнер, охнув, закрыл глаза.
А когда открыл их – мир предстал перед ним спокойным и черно-белым.
Боль прошла так же быстро, как и возникла, и Скрибнер, встряхнув головой, нажал кнопку связи. Но лагерь не ответил на вызов. Адриан Антонович встревожился, подошел к шлюпке и попытался вызвать Винклера по аварийному фону. Ответа по-прежнему не было. Скрибнер сел на песок и задумался. Прошлое… так это и есть, выходит, то прошлое, наступления которого ждал островитянин? Черно-белое? Откуда оно взялось, это прошлое? И как долго продлится? И какой день сейчас, если уж на то пошло? Конечно, в таком случае не может быть связи, – Скрибнер в прошлом, лагерь в будущем… Стоп. Начинался шторм – в тот момент, когда Скрибнер ощутил боль в висках. И прекратился. Скрибнер видел перед собой спокойную черную гладь океана, только на рифах бурлили и пенились волны. Пальмы, дома – все стало черно-белым. «Он наступил на гнездо тахи», – вспомнил Адриан Антонович объяснение сургоров по поводу случая с Анен Симой. На гнездо тахи.
Скрибнер вскочил и направился к поселку.
Подойдя к дому, указанному ему рыбаком, Скрибнер позвал:
– Эй, кто есть?
Сначала выглянула молодая женщина – и Скрибнеру показалось, что на ее лице мелькнул испуг, – а потом вышел рыбак.
– Эй, – сказал рыбак, – пришел? Тебя зовут как, я не знаю. Меня – Гике-та.
– А меня – Скрибнер.
– Ск… – рыбак запнулся, покачал головой. – Ой-ой, такое и не сказать, языку больно. Ск… Скире-не?
– Ага, – согласно кивнул Адриан Антонович, – почти похоже. Слушай, Гике-та, расскажи мне про тахи, ты ведь обещал. И о прошлом. И о розовых, а? Я никому не скажу.
– Да-а, – протянул Гике-та, – обещал… Знаешь, давай пойдем лучше к Ду-лализе. Он все знает, хорошо рассказывает. Пойдем?
– Я не против, – сказал Скрибнер, – пойдем, конечно. Только Ду-лализе уже один раз рассказывал моему другу – и плохо рассказал, забыл про тахи, про розовых. Старый он уже, не помнит ничего.
– Ай, нет, – рассмеялся Гике-та. – Ду-лализе все помнит, только твой друг пришел не в то время, когда можно говорить. Колдун не велел – Ду-лализе не говорил. А сейчас, я думаю, скажет.
Перед домом старого сказителя сидел на песке мальчишка и колол орехи. Здоровенный тесак из твердой древесины взлетал над чурбаком, на который мальчишка укладывал орех, и со свистом опускался на черную скорлупу. Орех с негромким щелчком разваливался на две половинки, открывая белое ядро. Ядра мальчик складывал в корзинку, стоящую рядом. Скрибнер и Гике-та некоторое время наблюдали за мальчиком, а он, словно не замечая их, продолжал работу. Наконец Гике-та заговорил:
– Здравствуй, Наза-ло. Дед твой что делает?
– Дед ждет, когда я орехи принесу, – ответил Наза-ло.
– А можно с ним говорить?
– Пойду спрошу.
Наза-ло встал и пошел в дом, прихватив корзинку, наполовину наполненную ореховыми ядрами. Через несколько минут вышел и сказал:
– Ду-лализе хочет говорить с розовым. А ты, Гике-та, иди домой.
Гике-та, ничуть не обидевшись, отправился восвояси, а Скрибнер пошел в дом.
Старый Ду-лализе сидел в центре комнаты на жесткой циновке; перед ним на полу стояла большая каменная ступка, и в ней Ду-лализе толок ядро ореха, превращая его в полужидкую кашицу. Когда Скрибнер вошел, старик отодвинул ступку и посмотрел на гостя так, словно искал в лице пришедшего знакомые черты. Но не нашел. И предложил:
– Садись.
Наза-ло уже принес и расстелил вторую циновку, и Скрибнер уселся, поджав под себя ноги. Садясь, Скрибнер незаметно включил запись – он не слишком надеялся на свою память.
– Ты хочешь знать о тахи, о прошлом и о розовых, – начал старик. – Но я тебя спрошу сначала – ты сам розовый, почему не знаешь ничего? Или ты хочешь меня обмануть, хитрость это?
– Никакой хитрости нет, – категорически отверг подозрение Скрибнер. – Я, конечно, розовый… правда, сейчас этого не видно, я хотел бы и в этом тоже разобраться. Но я ничего не знаю о вас. А почему ты думаешь, что я должен знать?
Ду-лализе помолчал немного, потом сказал:
– Давай подумаем вместе, должен ли ты знать.
– Давай, – согласился Скрибнер.
– Были розовые – дети младшей дочери Корилентио-лека и дикого анаталта. И были розовые – пришедшие неизвестно откуда и ушедшие неведомо куда. Так?
– Наверное, так, – пожал плечами Скрибнер. – Я не знал этого.
– Не знал… – старик пожевал губами, посмотрел на Адриана Антоновича скептически. – Ты сам – откуда?
– Я? – Скрибнер немного растерялся. – Я… пожалуй, можно сказать, что я неведомо откуда. Во всяком случае, издалека.
– Вот! – Ду-лализе назидательно поднял палец. – Издалека. Неведомо откуда. В этом все дело. И уйдешь неведомо куда. И разве можно знать, что ты оставишь после себя?
– А что я могу оставить? – удивился Скрибнер. Старик промолчал.
– Расскажи, пожалуйста, подробнее, – попросил Скрибнер. – Ты говоришь загадками, я ничего не понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21