вонзив острые когти в спину, едет на нем верхом, пока не перегрызет шейные артерии. В лесистых горах Кавказа, где нет зайцев-беляков, рысь питается мясом оленей, косуль, серн, туров и разных птиц.
На редкость поразительный случай в горах Кавказа, имевший место лет тридцать назад, убедил меня, что рысь проворный хищник и дерзко нападает на копытных зверей много крупнее себя.
Охотился я тогда в горах на кабанов, в 160 км от Махачкалы. Со мной были два охотника кумыка. С громким лаем собаки гнали по глубокому ущелью кабанов и вдруг умолкли. Я, затаив дыхание, ждал появления зверя. Услышав позади себя шорох и треск сухих веток, я быстро обернулся и увидел скачущего по склону горы, поросшей редким кустарником, оленя-рогача, который удивил меня своим необычайным горбом. Зверь мчался прямо на меня. Только когда он подбежал ко мне близко, я заметил, что верхом на олене сидит рысь и рвет ему шейные мышцы. Пущенная из карабина пуля пробила хищника навылет, падая, он покатился под гору и застрял у ствола толстого бука. Освободившись от такого кровожадного наездника, олень пробежал краем ущелья сотню шагов и повалился. Когда я подошел к рогалю, он уже истекал кровью: глубокая рана зияла на его шее.
Прибежавший на выстрел один из моих спутников сказал: «Рысь губит не мало оленей и серн, даже на кабанов осмеливается нападать, но такая наглость ей не всегда безнаказанно проходит». Этот горбоносый горец, носивший памятную фамилию Кутук, рассказал мне историю нападения рыси на кабана.
– Увидя на снегу кровавый след кабана, я пошел за ним, – рассказывал, коверкая русские слова, седеющий кумык. – Кабанья тропа вела в буковую рощу, затем круто сворачивала по склону вниз и обрывалась у берега реки. Под самым берегом еще издали я заметил рыжее пятно. Подойдя ближе, не поверил своим глазам: на краю обрыва лежала рысь с распоротым боком, а за рекой виднелись кровавые следы кабана. Видимо, секач сбросил рысь под отвесный берег, прижав ее спиной к обрыву, и тут же клыком-кинжалом распорол ей бок.
– А секач остался жив? – спросил я рассказчика.
– Не проследил, бурная река помешала, – ответил он, вкладывая кинжал в ножны.
По своему нраву и повадкам рысь очень сходна с кошкой. Обычно она не опасна и даже легко раненная убегает и прячется. Однако тяжело раненная на охоте рысь, если к ней неосторожно и близко подойти, может изувечить стрелка или собаку.
Во время спаривания в феврале – марте в глухой роще ночью и на рассвете, где водятся рыси, можно услышать рысий концерт, напоминающий злобный визг псов и кошачье мяуканье. Самцы рыси злобно дерутся из-за самки, царапают когтями друг друга и неистово кричат, катаясь по земле.
В мае или в первой половине июня самка рысь после двух с половиной-трех месяцев беременности приносит обычно трех, редко четырех пушистых слепых рысят, которые прозревают на шестнадцатый день. Самка выбирает себе логово под корнями бурелома в болотистых зарослях, вблизи лесного ручейка или речки. Некоторые авторы считают, что даже молодая рысь сурова, нелюдима и недоверчива к человеку. Мне лично в юности удалось приручить и воспитать до двухгодовалого возраста рысенка, подаренного мне старым лесником, взятого из логова еще слепым. Рысенок вел себя, как домашняя кошка, и не проявлял злобности ни ко мне, ни к членам моей семьи.
Очевидно, что рысята, как и кошки и собаки, одного и того же помета могут обладать совершенно разными характерами.
Прирученный мною рысенок шел на зов, забавно певуче мурлыкал, давая себя гладить, гонялся за мячом, ловил лапой пролетающих мимо мух, норовил залезать на возвышенность: на подоконник, на комод, на шкаф, воображая, очевидно, что забирается на дерево. Неравнодушен был только к цыплятам и курам: при случае мигом хватал и душил, из-за чего я вынужден был расстаться с ним.
Охота нагоном. Наиболее добычливой охотой на рысь по снегу являются оклад и наганивание на замаскировавшихся на следах зверя стрелков. Поднятая с лежки в густом лесу, рысь почти всегда старается идти обратно своим следом и натыкается на охотника. Иногда на такой охоте удается обложить и убить двух, а то и трех рысей, возвращающихся с небольшими промежутками обратным следом. Поэтому, пока гон не кончился, после выстрела по рыси не следует сходить с места, а надо быть готовым к возможному подходу с той же стороны второго зверя.
Л. Ларский в альманахе «На охоте» устами старого егеря приводит такой характерный случай на рысьей охоте. «Нас было три загонщика и четыре стрелка. Выследили мы рысей, обошли кругом и установили: рыси здесь. Флажков мы не поставили: рысь их мало боится, она чаще ходит своим следом.
Гоним мы рысей на номера, и вдруг слышу я выстрел, через некоторое время – второй, затем – третий. Значит, удача; побили, думаю, рысей. Подбегаю на лыжах к крайнему номеру. Вижу – старый мой приятель Карпухин стоит, опустив свой дробовик, шапка на затылок сдвинута: растерялся человек, а отчего – непонятно. А Карпухин, надо сказать, охотник знаменитый. Спрашиваю:
– Это ты, Иван Сидорович, стрелял? В кого? Куда?
– Стрелять-то стрелял, – говорит, – да толку что. Проклятая попалась рысь. Или ружье такое, или рысь такая. Крупный зверь – мать, должно быть, – прыг! Из-за валежника, вон за ту осину. Я ее – хлоп! Упала за осину. Прошло минут пять, я ружье приготовил и сторожу. Да так и обомлел: та же рысь, что только что под моим выстрелом была, поднялась и снова пробирается за осину. Вот, думаю, живучий зверь. Я ее второй раз – хлоп! И она опять упала за ту же осину. Зарядил ружье, а этот проклятый зверь в третий раз вскочил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33