И все против нас.
- Не Жаном, а Жененом, - поправляет деда Борис.
- Не возражаю, - соглашается дед: авторитет Бориса в вопросах экономики и политики для него неоспорим.
В доме дед первым читает газету, и только когда поставит свою подпись, что означает: газета им уже проработана, - тогда она поступает к "челяди".
Имеется у деда толстая бухгалтерская книга, куда он вписывает события как чисто семейные, так и государственного масштаба.
Однажды, производя очередную запись, всхрапнул над книгой, и Минька прочитал:
П а р а г р а ф о д и н. Мотря хворает, жалуется на колики в
пояснице. Прогладил ей поясницу горячим утюгом через тряпку.
Полегчало.
П а р а г р а ф д в а. Завод "Коммунар" в Запорожье своими
силами, без этих разных заграничных спецов, построил первый комбайн.
П а р а г р а ф т р и. Произошла смычка между северным и южным
участками Турксиба.
После ужина бабушка моет в тазике ложки и миски, а дед говорит Миньке:
- А иди, стань у гардероба.
Дед будет делать засечку на ребре шкафа, отмечать, на сколько Минька подрос. Уже больше года, как Минька не был на Бахчи-Эли - жил у отца в Урюпинске.
Внук становится. Пятки и затылок прижаты к шкафу.
Дед вынимает из ящика с сапожными инструментами острый, для окантовки подметок, ножик, вместо ручки обмотанный рогожкой, и кладет шершавую от порезов и поколов ладонь Миньке на голову.
Минька, точно гусеныш, напрягает шею. Но дед не сильно надавливает на макушку - сократись, хитрик, не лукавь.
Минька пружинит шеей, будто сокращается. Дед ногтем царапает по ребру шкафа. Минька отходит. Дед по царапине наводит ножом, достает из кармана химический карандаш, мусолит его и пишет сбоку год и месяц.
- На много вырос? - беспокоится Минька, стараясь через локоть деда взглянуть на отметку.
- Да не, - подсмеивается дед. - На макову зерницу.
С улицы доносится негромкое бренчание настраиваемых мандолин и балалаек.
- Пойдем, что ли, на вечерницу, - говорит Миньке Борис и снимает с гвоздя гитару.
Возле калитки на лавке сидит старший брат Вати, Гриша, машинист Прокопенко, оба с мандолинами, и другие жители улицы с балалайками.
Подносят еще скамейки, Борис тоже усаживается. Минька рядом с ним. Гопляк, Ватя и Кеца располагаются на траве.
Минька весь день думает: где же Аксюша? Может быть, уехала к тетке в Балаклаву или к родичам на Оку? Спросить об этом у ребят или у бабушки Минька почему-то не отважился, хотя понимал, что это довольно-таки глупо: будто у него поперек лба написано, что он как-то по-особому интересуется Аксюшей!
Минька и Аксюша родились в один год, в одном родильном доме.
Их игрушки были совместные: глиняные ярмарочные свистульки, корзинки из раскрашенных стружек, бумажные мячики на тонких резинках, набитые опилками. Помногу бесплатно катались на базарной карусели, которую крутил отец Аксюши - однорукий инвалид.
Борис подстраивает гитару, наклоняя голову и внимательно вслушиваясь в тона струн.
У ворот, где живут Прокопенко, женщины кончили мусорить семечками, подмели шелуху и замолкли.
- Какую начнем? - спрашивает Гриша у Бориса.
Борис - первая гитара, он ведущий.
- Испаночку.
Запели звончатые струны мандолин и балалаек. Загудели басовые аккорды гитары. Играли с переборами, подголосками. Вели мелодию и вторили слаженно, сыгранно.
Темнота плотнее сжимает землю.
В окнах загорается неяркий свет, падает на тихие дороги. Низко над дорогами проносятся летучие мыши-ушаны, рывками отскакивая от горящих окон.
Множатся звезды в холодном пламени Млечного Пути. Где-то, опуская в сруб ведро, стучит барабан колодца.
Из города на трамвае приехала Люба - молодая работница с парфюмерной фабрики.
Подошла, остановилась послушать. Люба жила в конце улицы, в маленьком доме, сплошь завитом крученым панычем.
Люба - красивая и самолюбивая. Обидишь - ни за что не простит. Многие сватались к ней, но никто не высватал ее.
Пожилые люди сначала понять не могли, говорили - не в меру заносчивая, сердце в гордыне держит, но потом догадались: на Бориса засматривается.
Минька тоже почувствовал расположение Любы к Борису и поэтому относился к ней сдержанно, ревниво оберегая своего Бориса. Тем более, в прошлые времена Любу видели с Курлат-Саккалом. Правда, Курлат-Саккал сам приставал к ней, но сманить Любу или даже запугать ему не удалось.
Борис ниже склонился к гитаре, и Миньке показалось, что гитара заиграла у него еще певучее, еще душевнее.
Гриша сказал Любе:
- Сядь, казачка, не гордуй! Если хочешь - поцелуй!
Люба ничего не ответила. Прислонилась к стволу акации, сорвала веточку, закусила черенок белыми влажными зубами. Стоит гибкая, черноглазая, с приподнятыми у висков бровями.
Глава II
ПЛАНТАЦИЯ ЧАЙНОЙ РОЗЫ
Щели в ставнях посветлели.
Минька проснулся и лежит в кровати, слушает пощелкивание часов. Ждет, когда часы начнут бить, потому что в комнате полумрак и стрелок не разглядеть.
Как и ко всему прочему в доме, Минька давно привык и к этим часам с помутневшими, осыпавшимися цифрами. Деревянный, с витыми колонками ящик подточил шашель, отвалился и потерялся крючок у дверцы.
При этих часах Минька родился, при них он растет. И его мать тоже родилась и выросла под шагание их маятника.
Дед никому не разрешает прикасаться к часам.
Раз в десять дней, взобравшись на табурет, заводит ключом, у которого на ушке жар-птица, ходовую пружину и бой.
Часы, зашелестев, точно сухие листья, ударили войлочным молоточком в железную розетку - бом!
Ну конечно! Вот так всегда случается когда ждешь-ждешь, чтобы узнать, который час, а тебе бом, один удар - половина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28