- Только надо знать, что хорошее, а что плохое, - сказал Сережа. Постоянство величин. Иногда жизнь теряет устойчивость и разумность.
- Да, - сказала Санди.
- Теория относительности, - сказал Сережа, - в ее полной относительности.
- Это верно, - кивнула Санди. Она сделалась очень серьезной.
Казалось, вот-вот они заговорят об Андрее и о Рите. Санди видела Андрея всего один раз - и то издали, но подробно знала о нем от Лади. Давно. Еще тогда, когда Ладя работал в цирке-шапито. Они поспорили - какая разница между другом детства и одноклассником. Санди считала, что все одноклассники постепенно становятся друзьями детства. Ладя рассказывал об Андрее Косареве как о своем однокласснике и объяснил, что не знает, станут ли они друзьями детства. Санди не понимала, почему это невозможно. Ладя показал на скрипку, которая лежала на борту манежа. Ладя только что играл, а Санди слушала.
- А что, он тоже хорошо играет? - спросила Санди.
- Да, - сказал Ладя. - Он всегда хорошо играл.
- Покажи, как он играет! - воскликнула Санди. - Я зажгу пушку.
Она сбегала наверх, зажгла пушку, направила ее сильный луч на Ладьку. А Ладька стоял и думал, как бы Андрей играл, если бы оказался в цирке на арене и стоял бы на стареньком тренировочном ковре, засыпанном опилками, которые наносили на тапочках гимнасты.
Ладька попробует сыграть так, как играет Андрей, и в этом ему поможет Санди. Она вернулась и села на один из цветных бочонков, с которыми работают антиподы, подобрала колени, положила на них руки и смотрела на Ладю. Он будет играть ей очень серьезно, не так, как только что играл, баловался. Но тут вдруг кто-то погасил пушку, весело крикнул: "Представление окончено!" - и быстро убежал.
- Когда-нибудь я послушаю твоего Андрея, - сказала Санди.
Около входа в "Краснопресненское" метро "гроссы" попрощались с Ладей и Санди: им дальше на метро.
Ладя и Санди доехали до Никитских ворот, до знакомой Ладе с детства остановки "Музыкант", перешли на другой конец площади к Суворовскому бульвару и пересели на пятнадцатый троллейбус до Трубной площади.
Через скамейку впереди сидели двое ребят, о чем-то спорили. Потом один повернулся к Санди и Ладе. Другой пытался его успокоить.
- Да не знают они. Откуда им знать?
- Вы спортом увлекаетесь? - спросил Ладю тот, который повернулся.
- Увлекаемся, - сказал Ладя.
- Каким видом?
- Автомобилями.
- Это не вид спорта.
- А что же это, по-вашему?
- Транспорт.
- Транспорт вот, - сказал Ладька. - Троллейбус. А что вы знаете о "Циклопе" Арфонса? О Крэгэ Бридлове и его "Зеленом чудовище"?
- Он сам недавно гонял на "Тутмосе", - сказала Санди. - Реактивный катамаран.
- Катамаран - это лодка с балансиром, - серьезно сказал Ладя.
- Прости, пожалуйста. Я забыла.
- Я вас прощаю, - сказал Ладя Санди.
- Поговорите с ним, и все выяснится. "Тутмос", сверхзвуковой автомобиль - герметическая кабина, стабилизаторы, двадцать тысяч лошадиных сил. Монстр.
- Она шутит, - сказал Ладя. - Она клоун.
- Сам клоун, - сказали ребята и отвернулись.
Санди громко засмеялась.
Они проехали вдоль бульвара. На Трубной площади вышли и отправились в сторону кинотеатра "Форум". Здесь, в новых домах, жила Санди. Была середина октября, и было еще тепло. Лежали сухие листья. Они напомнили Ладе виноградник в Ялте. Только были совершенно темными, ночными и уже старыми, пересохшими. Листья лежали на всех московских бульварах.
Санди шла рядом, молчала. Потом спросила:
- Я тебе нравилась уже тогда, капельку хотя бы?
- В Ялте?
- Как ты догадался, что в Ялте?
- Не знаю. Почувствовал.
Санди взяла его под руку, слегка подпрыгнула, чтобы попасть с ним в шаг.
- Ты мне еще раньше понравилась. Капельку, - сказал Ладя.
- Не сочиняй. Тебе понравился трейлер.
- Может быть, но только в какой-то степени, меньше капельки.
- Хочешь, я еще что-нибудь исполню из "Ферматы"?
- Мне надоел синий тритон.
- Ты хитрый.
- Я сама простота, верю всем твоим фокусам. Я один. Во всем мире.
- Ладя!
- Да?
- Ты очень хороший человек.
- Потому что верю твоим фокусам?
- Потому что любишь меня.
- Тебе правда от этого хорошо?
- Мне даже мама сказала, что я теперь очень серьезная, и в училище сказали. Пригласили в комитет комсомола и сказали, что я теряю жанровое лицо. А ты это замечаешь?
- Санди, ты что-то задумала?
- Я задумала полюбить тебя надолго. - Она высвободила свою руку и остановилась. Свет уличного фонаря падал ей на лицо и сделал ее бледной, как будто бы она снова испачкала лицо магнезией.
- Сандик, ты что? - испугался Ладя.
- Я хочу, чтобы ты поверил, что все это серьезно. Так серьезно...
- Я верю, Сандик. - Ладя никогда не видел Санди такой и растерялся.
Санди прислонилась к уличному фонарю, положила ладони на щеки, как это часто делала, и стояла - маленький грустный Пьеро. Ладя подумал, что вот только сейчас он смог бы сыграть на скрипке так, как играл Андрей, потому что он бы сейчас играл о своей собственной, удивительной, первой, а потому и навсегда единственной любви. Эта новая сила, которую Ладя не испытывал еще ни разу так глубоко, даже к памяти своей матери, и эту силу ему подарила Санди. А сама она стоит под фонарем, держит лицо в ладонях и не верит, как она будет ему нужна в каждую, даже самую маленькую единицу времени его жизни.
- Санди, - сказал Ладя. - Ты меня слышишь?
- Я тебя даже вижу, - сказала Санди и опустила руки. И вдруг пуговицы на ее пальто засветились огоньками, четыре маленькие звездочки.
Ладька растерянно уставился на эти звездочки.
- Не пугайся, - сказала Санди. - Лампочки, а батарейки в карманах. Теперь я должна открывать тебе мои секреты, и ты будешь знать их один во всем мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95