Андрей вначале не думал срывать струны, а хотел их только спустить с колков, кроме одной. Но так получилось... Он не владел уже собой.
- Танец на одной струне, - объявил Витя.
Андрей полным смычком и на полную силу начал играть ритмичный танец. Он посчитается за все, что с ним произошло в школе, потом здесь, в гостях у Риты!
Смычок прыгал, кувыркался. Андрей перебрасывал его за подставку, и опять за подставку, и опять обратно. А потом пальцами по корпусу скрипки, как по барабану, а потом опять смычком - и-а-а!.. И опять пальцами... Андрей оскорблял скрипку и себя. И пусть... И пусть... Вундергайгер! Ослиный мост!.. Но так он сейчас защищался и ничего другого придумать не мог. Он никогда ничего не мог придумать.
Ребята молчали. Только Витя Овчинников крикнул:
- Андрюшка гений!
Рита смотрела на Андрея. Она чувствовала себя виноватой во всем, что случилось теперь вот со скрипкой, с Андреем. Она знала, что умеет быть виноватой, но тоже ничего не могла с собой поделать. Никогда вовремя. И в особенности в ее отношениях с Андреем. Она их еще сама не понимала и не хотела заставить себя это сделать. Почему-то для этого требовались усилия, и это ее смущало.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
По коридору шел Всеволод Николаевич, директор. Он только что вернулся из консерватории, где обо всем окончательно договорился - помещение для распевки хора, орган, рояли, артистическая комната, раздевалки, буфет. Надо предусмотреть и проверить все до мелочей. Лучше всего попытаться это сделать самому, так спокойнее. Хотя бы в той степени, в которой вообще может быть спокойным директор школы.
Всеволод Николаевич подошел к двери кабинета, толкнул дверь заперто. Пожал плечами и отправился дальше.
Директор заглядывал в классы, показывал руками - не отвлекайтесь, репетируйте. Сейчас нет чинов и званий, все равны в своей ответственности перед завтрашним днем. В одном классе - фортепьянный ансамбль. В другом арфы. Бежали под пальцами струны, будто мелкие волны на ветру. В репетиционном зале собрался школьный хор. Тоже все были очень серьезными. Горел свет в нотной библиотеке. Там, известное дело, сидел Гусев. Директор решил в библиотеку не заглядывать - Гусева ему и без того хватает, - и он направился в учительскую. Только открыл дверь, как к нему подскочила диспетчер Верочка и начала обеспокоенно говорить:
- Звонил Савин-Ругоев. Приедет на концерт. Страшновато как!
- Вы перепутали, Верочка, Савин-Ругоев, очевидно, просто приедет в консерваторию по своим делам.
- Он спрашивал, когда начало концерта.
Из другого конца учительской прозвучал голос Ипполита Васильевича:
- Это я его позвал.
Старейший педагог школы сидел в своей среднего размера карете, и было непонятно, дремал он или о чем-то думал.
- Ипполит Васильевич, как вы могли... - опять обеспокоенно заговорила Верочка. - Пригласить знаменитого композитора так вот... К нам. - Верочка при этом взглянула на директора, ожидая поддержки, но директор молчал.
Ипполит Васильевич выглянул из кареты и качнул головой:
- Пускай послушает злодеев.
Голос у него был насмешливым. Насмешливыми были и его глаза под седыми низкими бровями. Брови были похожи на козырьки, опущенные в солнечный день над витринами.
- Юный господинчик показал мне свое сочинение. Полифонией увлекается. Имеет собственные мысли о Беле Бартоке.
В учительскую заглянула комендант Татьяна Ивановна:
- Всеволод Николаевич, я вас повсюду ищу. Ключ от кабинета у меня. Там сидит Ладя Брагин. Занимается.
- Где Кира Викторовна?
- Премьера у ее мужа.
- Ах да... Я забыл.
- Всеволод Николаевич, так его можно отпирать?
- Кого?
- Брагина.
- Еще один злодей, - сказал Ипполит Васильевич.
- Идемте. - И директор поспешил выйти из учительской.
По коридору директор шел быстро, но Татьяна Ивановна все же сумела его обогнать и первой оказалась перед дверью кабинета. Поворачивается ключ в замочной скважине. Татьяна Ивановна и директор входят в кабинет. В кабинете никого.
- Куда же он подевался? - Татьяна Ивановна растерянно смотрит по сторонам, а затем почему-то на потолок.
Директор тоже удивлен. Ладонью потер подбородок, сказал:
- "Картинная галерея" сошлась, надеюсь, Татьяна Ивановна?
- "Могилу Наполеона" я раскладывала.
- "Могила" - самый сейчас подходящий пасьянс.
В полуподвале, как раз под кабинетом директора, располагается склад музыкальных инструментов. Окна узкие, темноватые, почти у потолка. Сквозь все помещение тянутся длинные деревянные полки, на которых громоздятся ящики, коробки, футляры от инструментов. Два огнетушителя украшают собой толстый опорный столб, покрашенный, как и весь полуподвал, неопределенной серой краской.
В углу склада, будто египетская пирамида, возвышалась гора скрипок. Среди скрипок лежало много маленьких, которые не больше школьного пенала. На скрипках мелом было начерчено "списать" и поставлены номера. Подобная надпись и номер были на рояле, который стоял без крышки, без клавишей, струны завязаны в пучок. Вдоль стен выстроились большие медные трубы, которые надевают через плечо и которые способны заглушить оркестр, черные кларнеты, красные фаготы. Присел в углу контрабас: он сегодня много потрудился. Его даже пытались возить на стульях вместе с партитурами симфоний и клавирами.
Павлик Тареев смотрел на старые, покрытые пылью скрипки, и в глазах его были растерянность и недоумение.
- Их выбросили? - спросил Павлик у кладовщика.
Кладовщик, с худым обиженным лицом на длинной шее, плоскогрудый, невзрачного вида человек, разбирал скрипки.
- Больше не нужны.
- Как узнали, что больше не нужны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95