Механик напряженно слушал рев моторов, как доктор слушает сердце больного. Он понял, что был пропуск, что, вероятно, засорился карбюратор - через него попадает бензин в мотор, а что теперь пронесло; но уже знал, что бензин не чист, и боялся, что засорится карбюратор - и станет мотор.
Федорчук спросил, в чем дело. Но механик отмахнулся и, не отвечая, продолжал напряженно прислушиваться. Ученик старался сам догадаться, отчего это поперхнулся мотор. Тысяча причин: магнето, свечи, клапана - и какой мотор, правый или левый? В каждом моторе, опять же, два карбюратора. Федорчуку тоже приходило в голову, не засорилось ли.
"Ну, подумал Федорчук, будем планировать и чиниться в воздухе".
Но ему было удивительно, почему так перепугался этот знающий механик. Такой он трус или, в самом деле, что-нибудь серьезное, чего в полете не исправить, а он, новичок, не понимает?
Но тут рев моторов стал вдвое слабее. Пилот повернул руль и выключил левый мотор. Федорчук понял, что правый стал сам.
Механик побледнел и стал качать ручной помпой воздух в бензинный бак. Федорчук сообразил, что он хочет напором бензина прочистить засорившийся карбюратор, он знал уже, что это ни к чему. Пилот кричал на ухо механику, чтобы тот шел на крыло наладить остановившийся мотор.
Альтиметр показывал 1900 метров.
А в каюте встревоженные пассажиры глядели друг другу в испуганные лица, и даже толстяк писал не совсем четко: рука его тряслась немного.
- Мы планируем, сейчас исправят мотор, и мы полетим.
Но мысленно все прибавляли: вниз головой в море.
Пассажиры не знали, на какой они высоте.
Все боялись моря внизу, и в то же время их пугала высота.
Долговязый пассажир вдруг сорвался с места и бросился к дверям каюты; он дергал ручку, как будто хотел вырваться из горящего дома. Но дверь была заперта снаружи. Дама выпустила из рук книжку, дико, пронзительно закричала. Все вздрогнули, вскочили с мест и стали бесцельно метаться.
Толстяк повторял, не понимая своих слов:
- Я скажу, чтобы летели, сейчас скажу!..
Дама повернулась к окну и вдруг мелко и слабо забарабанила кулачками по стеклу, но сейчас же упала без чувств поперек каюты.
Военный, бледный как полотно, стоял и глядел в черное окно остановившимися глазами. Колени его тряслись, он еле стоял на ногах, но не мог отвести глаз. Молодой человек в синей кепке закрыл лицо руками, как будто у него болели зубы. В переднем углу пожилой пассажир мотал болезненно головой и вскрикивал: "Га-га-га". В такт этому крику все сильнее дергалась ручка двери, и больше раскачивался молодой человек. "Га-га-га" перешло в исступленный рев, и вдруг все пассажиры завыли, застонали раздирающим хором.
А механик все возился, все подкачивал помпу, стукал пальцем по стеклу манометра. Пилот толкнул его локтем и строго кивнул головой в сторону выхода на крыло. Механик сунулся, но сейчас же вернулся - он стал рыться в ящике с инструментами, а они лежали в своих гнездах, в строгом порядке. Хватал один ключ, бросал, мотал головой, что-то шептал и снова рылся. Федорчук теперь ясно видел, что механик струсил и ни за что уж не выйдет на крыло. Пилот раздраженно толкнул механика кулаком в шлем и ткнул пальцем на альтиметр: он показывал 650.
Шестьсот пятьдесят метров до моря.
Механик утвердительно закивал головой и еще быстрее стал перебирать инструменты. Пилот крикнул:
- Возьми руль!
Хотел встать и сам пойти к мотору. Но механик испуганно замахал руками и откинулся на спинку сиденья.
Федорчук вскочил.
- Давай ключ! - крикнул он механику. Тот дрожащей рукой сунул ему в руку маленький гаечный ключик. Федорчук вышел на крыло.
Резкий пронизывающий ветер нес холодный туман, - он скользкой корой намерзал на крыльях, на стойках, на проволочных тягах.
- К мотору!
Рискуя каждую секунду слететь вниз, добрался Федорчук до мотора. Теплый еще.
Федорчук слышал вой из пассажирской каюты и нащупывал на карбюраторе нужную гайку.
- Вот она!
Скользко стоять, ветер ревет и толкает с крыла.
Вот гайка поддалась.
Идет дело!
Спешит Федорчук, и уж слышно, как ревет внизу море. Еще минута, другая - и аппарат со всеми людьми потонет в мерзлой воде.
- Готово!
Теперь гайку на место! Замерзли пальцы, не попадает на резьбу проклятая гайка. Сейчас, сейчас на месте, теперь немного еще притянуть.
- Есть! - заорал Федорчук во всю силу своих легких.
Включили электрический пуск, и заревели моторы. В каюте все сразу стихли и опустились, где кто был: на пол, на диваны, друг на друга. Толстяк первый пришел в себя и стал подымать бесчувственную даму.
А Федорчук смело лез по крылу назад к управлению. У него весело было на сердце. Порывы штормового ветра бросали аппарат. Федорчук взялся за ручку дверцы, но соскользнула нога с обледенелого крыла, ручка выскользнула из рук, и Федорчук сорвался в темную пустоту.
Через минуту пилот злобно взглянул на механика. Тот, бледный, все еще перебирал инструменты в ящике. Оба понимали, почему нет Федорчука.

1 2