И на открытом месте навряд ли от меня какой зверь уйдет, а человек - хоть в землю зарывайся. Я тут двери открыл и стал над этим лесом. И хоть жарко, но запах шел очень даже приятный, если недолго. Потом я стал кофий греть и поставил по радио музыку. А потом пошла передача, и я слышу немецкая. В чем дело? Оказывается, очень важная научная компания и лезет на самую высокую гору в Гималаях, где, выходит, еще человеческая нога не бывала, и что сейчас уже сколькото там долезли. И двое уже сорвались. Один завалился куда-то в трещину, и все равно лезут и что-то там ученое будет,если достигнут, и вот весь мир за ними следит во всю силу и ай-я-ай! и трам-бум-бум! Я дверь мою запер, а то нести стало оттуда вроде как из аптеки. И тут у меня в котелке стало вариться: я на эти глупости наплевал, на слоновые. Скоренько дал вверх и сейчас в атлас. Вот они Гималаи и вот эта должна быть та самая гора. Сейчас дал курс туда. Пью кофий и тут соображаю, как мне быть, чтоб меня не видели. А то ни черта не выйдет. И надо, чтобы раньше их. Я шел высоко. И вот, гляжу, внизу море. Так и на указателе: индиан оцеан. Еще кусок земли слева был виден, как уж солнце туда стало заваливаться. И тут - потемки.
Черно, прямо как в краске какой. Аж кажется, что машина продирается через нее туго, даром что указатель бойко идет по карте. Я пустил прожектор - и вот идет этот белый столб и очень скоро пропадает - ему и светить не во что, а показывается, будто его этой темнотой заливает. Глянул вверх темно. Вот дьявол! Значит, облака надо мной. Я дал вверх. Десять минут не глядел. Потом глянул. Мать чесная! Звезд! Как нарочно насажено. Это если б кто дробью в шалаш садил, разными номерами в крышу, и в стены, и во все эти дырки - свет. Стало веселей. Пошел на этой высоте. Сбавил чуть ходу и лег.
На ночь я любил одну книжечку читать - "Как я дошла до позора", немецкая. И картиночки очень подходящие. И еще одна была: насчет всяких отклонений и других способов. Вроде научная, но там такие штучки есть!.. Тоже с картинками, даже вполне верные полицейские фотографии. Так вот я летел под звездами и задрых.
Задрых я славно. Но вышло ненадолго. Вот какая история: просыпаюсь я оттого, что будто кто заноет, заноет над ухом. Да тут же, у меня в кабине. Вскакиваю - вправду. Не снится. А уж это в самом деле.
Тьфу, черт! Это я радио забыл выключить. И видать, кто-то впопыхах настраивается, ловит чего-то. Но главное, что близко. Тьфу, что ж это: океан же подо мной. Догоняет кто? Слышу, крепче стало. Я давай его налавливать. Хоп! и поймал. Близко выходит и все ближе. Здорово по Морзе работает. А я ведь когда-то радистом плавал. Слушаю, ух, мать чесная: сое, кричит, сое! Это судно гибнет, пароход, и как теперь здорово стало зумкать, что ясно, сейчас подо мною. Может, что и увижу.
Я сейчас остановил Паспарту и вниз. Пролетаю я сквозь эти облака, что небо мне загораживали, глянул вниз: вот-то здорово! Черно внизу вовсе, и только одна красная точка. Я ниже и гляжу - вроде как скомкаешь бумажку, бывало, зажжешь ночью это и с лодки бросишь, а она на воде полыхает. Это пароход, значит, горит. Пожар. Он уж и кричать перестал, на помощь звать. Я еще спустился, так очень здорово. Я с четверть часа смотрел, не больше. Вижу, уж не так здорово пошло, мигать как-то стало. Я это дело бросил и снова - ход той же дорогой.
Я хорошо поспал: как раз светать стало и эти горы впереди. Я думал сначала - облака это. Потом гляжу нет. Очень уж красные верхи стали. Сначала так чуть слабей кумача, а потом пошло, будто кто в них изнутри огонь зажег, а они стеклянные. И уж самого пламенного стекла. Пожар целый. Но это скоро унялось. А внизу ни черта видать не было, мгла какая-то все заволокла. Ну, значит, и хорошо! Меня уж никто не приметит. Лечу на эти горы. Чем я ближе, тем они выше. Глянул вниз все там пошло рябое: будто кто, сказать, бумаги накомкал и все в мятинах и складках и ниже не видать тучи перегородили. А что выше - то уже снег с проплешинами. А дальше и вовсе один снег блестит белым блеском, а где глубже, так с просинью. А бывает, что вовсе черная тумба стоит. Я очень низко лететь не хотел рисковать, все эти места незавидные. И чего на них лазить, шеи себе сворачивать-это только раньше смерти дураком стать. Я взял повыше. Нахожу эту самую гору. И по высоте должна быть она, и по карте моей указатель ползет на нее. Я тут ход сбавил. Хоть знаю, люди не очень вверх глядят верно! Чего там в небе нового увидишь? Но, однако, я взял свой бинокль и стал просматривать кругом, нет ли этих чудаков? С моей стороны я разглядел: тут и лезть немыслимо. Это высотный каменный дом наворочен и заледенело все это дело, где только можно. А ниже - тучи висят. Значит, если они там, так ни мне их не видать, ни им меня. Или на другой они стороне. Ладно.
Беру я сейчас легонько на самый верх этой горы знаменитой. Знаю, что на этой высоте воздуху не больше, чем лаптей у босого. Значит, кабины я не открываю. Ну вот на самой я что ни есть вершине. Тут немножко плосковато, и здесь я поставил Паспарту на фут какой от этого снежку. Была у меня порожняя коробка картонная из-под печенья. Я на ней карандашом слово русское написал. Очень короткое. Три буквы всего. В коробку я то самое сделал, что каждое утро - у меня желудок, на нем немцы могут часы ставить. Все равно, вы меня в погреб посадите и кушать мне не давайте, я по желудку моему все равно скажу, сколько дней прошло. Ну, и эту коробочку я аккуратно закрыл и через двойную дверку, что внизу у меня, я на этот снежок легко положил свое творение. Дал назад: поглядеть. Лежит аккуратно. Я сейчас повернул - и ходу!
Вот тебе; "Нога человеческая не бывала", а кое-что другое пожалуйста!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25