Dauphin
«О маме: Стихи и рассказы»: Дет.лит.; Москва; 1988
ISBN 5-08-001308-7
Аннотация
В стихах и рассказах известные советские поэты и писатели говорят о любви к матери, о том, что это чувство делает жизнь человека светлой и радостной.
Василий Иванович Белов
ДАНЯ

Санки везёт папа, а в санках сидит закутанный в одеяло Даня. Он глядит на дорогу и на холодное солнышко. Снег так весь и сверкает, даже глядеть нельзя. Но Даня всё равно глядит. Даня, Данилка, Даниил. Как только его не называют, и все по-разному. Правда, он совсем ещё маленький — такой, что даже не все буквы выговаривает. Даже в школу не ходит, а ходит в совхозный детсадик. Вернее, его увозят туда в санках. Увозят на всю неделю, а в субботу снова домой привозят. Сегодня ночью будет Новый год, и папа везёт Даню домой.
— Даня, Даня! — кричит с горы третьеклассник Борис. — Беги, Даня, сюда!
Но Даню, конечно, не отпустили на гору. Вдруг папа встретился с директором совхоза.
— Опять на третью ферму концентраты не подвезли! — сердито сказал директор.
Папа тоже почему-то заругался, потом вынул Даню из одеяла и велел идти домой.
— Ножками? — спросил Даня.
Папа ничего не сказал и опять заспорил с директором. Пришлось идти одному, хотя до дому было ещё порядочно. Даня долго перешагивал уроненную на дорогу жердь и чуть-чуть не чебурахнулся. Но вот, наконец, и родное крылечко. У Дани сердце замерло, как на качелях. Сейчас он маму увидит. Только сначала валенки надо веником обмести. Р-раз, р-раз — и всё! Ух, и здорово топает Даня своими новыми валенками! Дотянуться-то дотянулся, а двери всё равно самому не открыть!
— Эх ты, карандаш! — засмеялся отец и открыл дверь.
И сразу Даня маму увидел.
— Мама! Мама! — закричал он и чуть не заплакал: уж очень он ей обрадовался.
А мама откинула полотенце, которым она обтирала чайную посуду, и так прижала Даню к себе, что у него даже косточка какая-то хрустнула. Долго она его не отпускала.
Хорошо дома. Половики настланы по белому полу, кот Жмурик спит. Лапы свои вытянул и знай себе спит. Новые занавески мама повесила, печка топится и трещит, а Даня сидит у печки и ест пряник. Жмурика он сразу разбудил, и тот трётся о Даню и мурлычет. Мама гладит платье, отец газету читает, и мама слушает, что папа рассказывает. Чего-то про ферму, про концентраты.
— Вот, Даня, папу-то опять ругают, — сказала она, а Даня подошёл к отцу и серьёзно произнёс:
— Нельзя, папа, в штаники писать!
— Да нет, его не за это ругают! — засмеялась мама.
Даня вытащил из-за комода ящик с игрушками. Вот он, мишка, с одним стеклянным глазом. И пожарная машина не заводится. Лягушка-квакушка пока заводится, но Даня ещё прошлый раз уронил в щёлку заводной ключик…
— Папа, достань ключик.
— Даня, иди сюда, не мешай папе, — говорит мама.
Даня подошёл и обжёг палец об утюг. Сразу стало больно и захотелось реветь.
— Знаешь, я сейчас принесу тебе ёлочку из кладовки, — сказала мама. — Хочешь ёлочку?
Конечно, Даня хотел. Мама надела пальто и без платка вышла в сени. Она принесла небольшую ёлочку.
— Во какая! — восхищённо сказал Даня про ёлочку.
Она была чуть побольше Дани, пахла зимой и лесом. Даня потрогал её за ветку. Колется! И начал прыгать на одной ноге, а мама обернула конец ёлочки бабушкиной фуфайкой и вложила в большое ведро. Теперь ёлочка стояла и не падала. Мама взяла из шкафа коробку с прошлогодними украшениями. У Дани даже дух захватило, какие были красивые шары. Целый год лежали, а ничего им не сделалось. И петух с красной бородой, и лиса на верёвочке, и бусы — всё тут было!
Мама разукрасила ёлку и поставила у дивана в маленькой комнате, но Дане всё равно захотелось ещё чего-то. Он сложил в ящик старые игрушки и направился в большую комнату.
— Ты чего, Даня? — спросила мама.
— Пошёл на обед.
Мама долго прижимала его к себе, и смеялась, и пела про Волгу.
Уже протопилась печка, Жмурик опять лёг спать, а Нового года всё не было. Даня запросился на улицу, и мама опять надела на него пальто и валенки.
— Гляди, Даня, за калитку не бегай! — сказала она, сняла с верёвки выстиранное бельё и ушла в дом.
Ох, и снегу на улице! Уже почти вечер, солнышко село, а снег всё равно белый. Только тропинки к воротам не белые — наверное, от валенок. Весь посёлок дымит тоже белым и пушистым дымком. Репродуктор у конторы кричит на морозе, ребята на горе катаются на лыжах, Борис тоже там.
— Иди сюда, Даня! — крикнул он. — Чего стоишь, иди сюда!
Но Дане туда нельзя. Тогда Борис подъехал к нему сам. Даня так и уставился на его настоящие лыжи.
— Даня, ты на кого будешь учиться? — спросил Борис.
— На папу. А ты?
Борис, опершись на палки, долго глядел на красную далёкую зарю. Он сдвигал и раздвигал свои брови.
— Даня, — зашептал он, — я скоро буду лунатиком. Хочу стать лунатиком. Буду ходить по проводам и по крышам. Все лунатики по крышам ходят. Бабушка говорит, если будешь на луне спать, обязательно будешь лунатиком. Она занавеску на окно повесила.
Даня слушал очень внимательно.
— …хочу ходить по крышам. Я уже хотел раз поспать на луне, да спать уж больно хотелось. А сегодня обязательно не просплю и отодвину занавеску. Чтобы луна прямо в окошко светила…
— А моя бабушка летом приедет, — сказал Даня. — Моя бабушка — это мамина мама. Когда я большой буду, я ей заводные тапки куплю. Она толстая, у неё ноги тихо ходят.
— Тапки? — спросил Борис. — Таких и не продают. Где ты их купишь?
— В купилке.
— Не в купилке, а в магазине, — поправил Борис.
— В магазине, — как эхо, повторил Даня.
Вышла мама, ласково взяла Даню на тёплые руки и унесла, а Борис тоже поехал домой. Над посёлком зажглась яркая зелёная звезда, вдалеке, у конторы, проурчала машина, в домах загорались новогодние огни.
1 2