П о л и н а (согнувшись над узлом). Я? Почему? Голова кружится...
Н а т а ш а. Нет, всё-таки?
П о л и н а (словно припоминая). Я развешиваю во дворе платье - вдруг он идёт... Я не испугалась...
Н а т а ш а. Ох, мачеха, ты скоро сама себя бояться станешь... Ну, ладно: "Оставим это для потомства, - сказала графиня, выбросив за окно изношенную туфлю". Впрочем - такой графини не было. Мачеха, иди, ставь самовар!
К л а в д и я (задумчиво, глядя на Полину). Не рано ли?
Н а т а ш а. Не смущай меня возражениями! Я буду мыть посуду и вообще - трудиться.
Я к о в л е в (из магазина). Наташа, не видала ключ от флигеля?
Н а т а ш а. Нет.
(Стогов в двери магазина. Клавдия и Наташа не видят его.)
К л а в д и я (мечтательно). Знаешь, Ната, я всё думаю о фальшивомонетчиках...
Н а т а ш а. Да? И что же?
К л а в д и я. Вот бы познакомиться с человеком, который делает золотые....
Н а т а ш а. Прекрасная мечта!
К л а в д и я. Или хоть с таким, который сбывает их...
Н а т а ш а. Превосходная идея!..
К л а в д и я (вздохнув, с досадой). Ты всё насмехаешься. Удивительно, до чего ты несерьёзна! И как это можно: всегда, надо всем шутить?
Н а т а ш а (серьёзно). А видите ли: один грешник, просидев в аду тысячу девятьсот тринадцать лет, сказал соседу: "Здесь вовсе не так жарко, как мне говорили".
К л а в д и я. Терпеть не могу твои шуточки...
(Из магазина выходят Яковлев и Стогов.)
Я к о в л е в. Полина - ключ от флигеля! Где Полина?
(Полина из кухни быстро бежит по лестнице в антресоли. Наташа бесцеремонно разглядывает Стогова. Он тоже спокойно разглядывает всех. Клавдия всё время входит и уходит, унося вещи.)
Я к о в л е в. Очень интересно объяснили вы намерения ваши. И верное, должно быть, дело - теперь многие изобретают...
С т о г о в. Мы весьма отстали в технике против иностранцев.
Я к о в л е в. Зато в доброте души - мы впереди всех народов.
С т о г о в (усмехаясь едва заметно). Говорят, что так...
Д у н я (вбегает, - это девица лет 25-ти, жеманится, приглядываясь к Стогову, картавит). П'едставьте, всё ещё летят иск'ы. Я вынесла на те'асу батистовое платье, и вд'уг оно заго'елось, - вот какая ды'а. Я п'ибежала сказать вам...
Я к о в л е в (внушительно). Искры летят оттого, что люди роются на пожарище.
Д у н я (удивилась). Да?
Я к о в л е в. А вы думали - отчего?
Д у н я. П'едставьте, я вовсе не думала об этом!
Н а т а ш а (уронила на пол блюдце). Ах, несчастная!
Я к о в л е в. Хозяйка, эх...
П о л и н а (с верха). Нет ключа.
Я к о в л е в. Как же это?..
К л а в д и я. Идёмте, я отопру без ключа!
Я к о в л е в (Стогову). Пожалуйте. Хаос у нас. (Ведёт его к двери в кухню. Навстречу - Ефимов, в руках его по тяжёлой связке книг, он держит их, как вёдра с водою.)
Д у н я. Ах, какой ужас был ночью, какое раззорение!
Н а т а ш а. Забыла, Дуня, нужно сказать - 'аззоение...
Д у н я. Ах, оставь! Что тебе? Ты любишь осмеивать всех, а мне нравится картавить.
Е ф и м о в (опустил книги на пол, отирает пот с лица). Для Натальи Ивановны стеснять людей - первое удовольствие.
Н а т а ш а. "Философия составляла любимый предмет Агафьи".
Д у н я. Это что ещё за Агафья?
Н а т а ш а. Старушка одна у Льва Толстого, в "Анне Карениной".
Е ф и м о в. Ваш Толстой мыло считал произведением искусства.
Н а т а ш а. Агафьюшка, это не Толстой, а Левин.
Е ф и м о в. Всё равно. У серьёзного писателя и герои не говорят глупостей.
Д у н я. Наташа, - кто этот господин?
Н а т а ш а (отломила ручку чашки). Ещё одно несчастие!
П о л и н а (как во сне, спускается с лестницы, испуганно остановилась). Какое несчастие?
Н а т а ш а (показывая ей чашку). Как трудно трудиться, Поля!
Е ф и м о в (толкая ногой связку книг). Вот, - за швейную машину энциклопедическим словарём заплатили. И то - слава богу, - могли ничего не заплатить, а машина-то уже в ссудной кассе заложена. Да... В других странах невозможно подобное... извращение фактов, а у нас... (Огорчённо махнул рукою, взял книги, идёт к себе.)
Н а т а ш а. Ты этого бритого не встречала раньше?
П о л и н а (беспокойно). Где же? Куда я хожу? Только в церковь...
Д у н я (идёт за Ефимовым). Интересного мужчину и в церкви заметишь.
П о л и н а (ходит по комнате, дотрагиваясь до разных вещей). Ничего я не замечала. Всё это напрасно...
Н а т а ш а. Что ты ворчишь?
Б о б о в а (входит с узлом в руке. Женщина за сорок, говорит певуче, крепкая, бойкая). Здравствуйте, дорогие, на долгие года! Страхи-то, ужасти, пожарище-то каков! Я, подобно мыше летучей, всюю ноченьку металась, не знай как! Третий разок посещает господь городок наш огненной бедой, и раз от разу всё погибельней. Растут, видно, грехи-то наши, возрастают... Не помочь ли вам в уборке-то, устали, поди-ко?
(Полина, разбирая вещи, часто поглядывает в окно на двор, прислушивается.)
Н а т а ш а. Вот именно - помоги! Умираю от усталости...
Б о б о в а. Женишка твоего видела сейчас.
Н а т а ш а (равнодушно). Где?
Б о б о в а. Сюда идёт с Кемским.
(Наташа, составив на поднос чайную посуду, несёт её в кухню.)
Б о б о в а (Полине). Нет, как ведь господь милостиво оградил вас, всего на два дома до вашего иссяк огонь...
П о л и н а (глухо). Сгореть бы и этому...
Б о б о в а. Ну, зачем же? Нас не стены держат, а глупость да робость наша. Однако неудобный домок, неудобный! Что это Наташа не уговорит крёстного отца совсем подарить ей рухлядь эту? А то - живёте вы под барским капризом: сегодня - любезны, а завтра - пошли прочь! А Наташе-то продать бы дом этот, а я бы покупателя нашла.
(Глинкин входит из магазина. Красивый молодой человек 22-25 лет. Лицо нахальное. Немного выпивши или с похмелья. В кожаной куртке, охотничьих сапогах, в картузе с дворянской кокардой. В руках - портфель.)
Б о б о в а. Дворянину - почтение! Что это, какой кожаный сегодня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15