Чем так полюбился канцеляристам Георг Самаров?
Семь книжек другого Георга - Георга Борна, бездарного подражателя Террайля, - взяты 42 раза.
И таким образом Борн, с точки зрения канцеляриста, так же интересен, как и Золя, 10 книг которого взяты 60 раз, и более интересен, чем Шпильгаген, 12 книг которого взяты 65 раз.
Бессмертные у нас, но давно уже забытые на родине Монтепен и Габорио читаются более, чем Ауэрбах, Жорж Занд.
Фламмарион, туманный мистик, бесшабашный фантазёр и "любитель риторики скучной", и сентиментальный подражатель Жорж Занд - Марлитт, вместе с Дюма-сыном, пользуются одинаковым почётом с Самаровым, - их тоже читают по 10 раз.
Компания!
Но всё-таки всем им предпочитается и более всех читается Гюго, одна книжка которого взята в году 17 раз!
Вторым по качеству, с точки зрения канцеляристов, следует Вернер, хотя тоже романтик, но уже совсем в другом духе: скучный, сладкоречивый и любитель добродетельных героев, добродетельных во что бы то ни стало и против всякой логики.
Бальзак, Флобер, Диккенс, Мопассан, Бурже, Эллиот, Мольер, Бомарше и много других величин европейской литературы пока ещё не существуют для господ канцеляристов...
Но они уже обзавелись Сю, Эберсом, Купером, Эмаром, Онэ и с удовольствием их почитывают.
Вообще отдел иностранных писателей в клубе канцеляристов печально беден, а пользование им до слёз смешно.
Конечно, библиотека ещё молода, но, приобретая книги, будет ли она помнить имена великих писателей?
И новые книги исправят ли литературный вкус читателя?
Вопрос туманный, и решение его в положительную сторону сомнительно...
Делу развития литературного вкуса у средней читающей публики могло бы сильно помочь устройство популярных лекций по истории литературы... Но это, конечно, лишь "пленной мысли раздраженье".
Ибо кто тот человек, который взялся бы устроить такие в высокой степени полезные лекции, и где то общество, которое откликнулось бы на его начинание?
Ах! На Набережной города Самары следовало бы устроить такую же вывеску, как у жигулёвского завода, и на этой вывеске написать:
Смертный, входящий в Самару с надеждой в ней
встретить культуру,
Вспять возвратися, зане город сей груб и убог.
Ценят здесь только скотов, знают цены на сало и шкуру,
Но не умеют ценить к высшему в жизни дорог.
Посмотрим на русскую литературу.
В ней первой величиной является...
Карнович!
Его читали 11 раз.
Он тоже исторический романист, и не знаю, кому из двоих - ему или Самарову - следует вручить пальму первенства за своеобразное понимание истории и за изложение скучным языком исторических анекдотов.
За Карновичем следуют: Мордовцев, Баранцевич, Мещерский князь-гражданин и Станюкович.
Все они одинаково интересны и прочитаны по десяти раз.
Есть ещё очень хороший писатель - крещёный еврей и юдофоб Сергей Сергеевич Окрейц - читан 9 раз.
Поучительно и занимательно...
Лейкина читали 8 раз.
Ещё бы, это такой смешной писатель!
Смирнова, Маркевич, Назарьева - две дамы в компании ярого консерватора, читаны по 9 раз.
Каждый том Достоевского взят по разику.
Тургенев - 4 раза.
А Неистович-Вральченко - 5!
Глеб Успенский взят 5 раз.
А Ясинский - 8!
8 книг Некрасова взяты 11 раз.
Каждую, значит, читало полтора канцеляриста.
Чехова читали в год пять раз.
Загоскина же и Авсеенка - по 8...
Будет!
Ясно - крупные русские писатели не в чести у средних читателей.
[15]
Знаете ли вы, читатель, что в Самаре есть "Корневильский рынок"?
Настоящий "Корневильский рынок", на котором всегда к вашим услугам:
Есть блондинки
И брюнетки...
Предлагающие вам взять их в качестве нянек, кухарок, горничных по цене от трёх рублей за месяц каторжной работы.
Предлагая свои услуги, они не поют, как в оперетке:
Regardez par ci,
Regardez par la, (cмотрите здесь, cмотрите там (франц.). Из популярной в то время комической оперы Ж.Р.Ж.Планкетта "Корневильские колокола" - Ред.)
- а просто говорят:
- Барин! Не нужно ли вам какую-нибудь рабочую женщину?
Или:
- Барыня! Не требуется ли вам кого-нибудь для услужения?
По причине их простоты и жалобного тона их обращения, по причине полного отсутствия в их словах какой-нибудь гривуазности (нескромность, игривость, почти непристойность - Ред.) и в их поведении опереточного жанра на них никто не обращает внимания.
И они уныло высиживают по двенадцати часов в сутки на холоде и под дождём в чаянии спроса на их руки.
Место их упорного сидения - угол Алексеевской площади и Дворянской улицы, на тротуаре, против дома Бахаревой.
Ранее они сидели в сквере, а теперь облюбовали себе как сборный пункт тротуар Бахаревой и ныне с полным удобством вымораживают из себя надежды на работу и на кусок хлеба.
Их спрыскивает дождь, посыпает снег, продувает ветер до мозга костей, но они всё-таки сидят и ждут.
Чем чёрт не шутит?
Среди них создалась легенда, что когда-то одна из них чуть-чуть не попали кухаркой в хороший, богатый дом и даже, наверное можно сказать, попала бы, но простудилась во время сиденья на ветре, под открытым небом, схватила воспаление лёгких и умерла ранее, чем успела окончательно переговорить с нанимателем относительно условий найма.
В эту легенду верят и ждут подтверждения её реальным фактом - путём найма на службу одной из них на глазах всех её товарок.
Они коченеют от холода.
Они немножко неделикатны от голода.
С шести часов утра они идут дрогнуть на холоде и ветре до шести вечера, и всё безуспешно - на рынке труда перепроизводство рабочих рук, и никто из нанимателей и работодателей не хочет взять одну из этих замерзающих женщин себе в услужение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19