На расстоянии от Марии Магдалины
до Анны Шмит Вечная Премудрость воплощалась, разумеется, не однажды, од-
ним из ее воплощений была Екатерина Сиенская, другим - Елизавета Тюрин-
генская, был и еще ряд воплощений, уже не помню имен их.
В начале речи Анны Шмит мне было несколько неловко слушать ее, - все,
что говорила она, никак не объединялось с ежедневной курицей, резиновыми
калошами и всем прочим во внешнем облике воплощения Вечной Премудрости.
Я сидел, опустив голову, стараясь не видеть, как это воплощение, разла-
мывая сушки, поддевая их рогульками липкие ягоды варенья, обсасывает их
тонкими губами; смешно было слушать, как сушки хрустят на зубах.
Но - предо мною сидел незнакомый мне человек, он говорил очень склад-
но, красиво уснащал речь свою цитатами из творений отцов церкви, говорил
о гностиках, о Василиде и Энойе; голос его звучал учительно и властно,
синие зрачки глаз расширились и сияли так же ново для меня, как новы бы-
ли многие мысли и слова. Постепенно все будничное и смешное в этом чело-
веке исчезло, стало невидимо, и я хорошо помню радостное и гордое удив-
ление, с которым наблюдал, как из-под внешней серенькой оболочки возни-
кают, выбиваются огни мышления о зле жизни, о противоречии плоти и духа,
как уверенно и твердо звучат древние слова искателей совершенной мудрос-
ти, непоколебимой истины. Об Анне Шмит напоминал только карандашик, не-
устанно и все быстрей вертевшийся в ее сухоньких, темных пальцах мумии.
Она как будто немного охмелела, рисуя карандашом в воздухе капризный
узор путей мысли, она подскакивала на стуле и, улыбаясь, с радостью го-
ворила:
- Вы представьте себе безысходный ужас Дьявола...
На подбородке Анны Шмит блестела рубиновая капелька варенья.
Подняв правую руку над головою, она сказала:
- И Христос - жив есть!
Я узнал, что Христос это - Владимир Соловьев, он же - Логос; Христос
непрерывно воплощается в того или иного человека и вечно среди людей. Но
воплощения Софии не подвергаются воздействию разрушительных влияний су-
етного мира сего с той легкостью, как воплощения Логоса, особенно враж-
дебные Дьяволу.
- Чистая духовность Логоса не претерпевает искажения, но человек,
воплощающий в себе Логос, нередко затемняет ее черной мудростью Сатаны.
Она вынула из кармана юбки кожаный пакетик, а из него осторожно дос-
тала несколько писем:
- Это письма Соловьева, - вот, послушайте, как трудно ему...
Многозначительно подчеркивая отдельные слова, она прочитала несколько
отрывков; я ничего не понял в них, но в одном Соловьев цитировал слова
Фридриха Великого, сказанные им на поле какой-то битвы солдатам своим,
которые побежали от врага:
- "Подлецы! Разве вы хотите жить вечно?"
Слова это напомнили мне четверостишие Соловьева:
В лесу - болото,
В болоте - мох;
Родился кто-то,
Потом - издох.
Вспомнил я и эпитафию его:
Под камнем сим лежит
Владимир Соловьев,
Сначала был пиит,
А после - философ.
Прохожий! Научись из этого примера,
Сколь пагубна любовь и сколь полезна вера.
Я спросил Шмит: что думает она об этих шутках?
Она откинулась на спинку стула, ее острый носик покраснел, зрачки
стали совершенно синими и в голосе ее мне послышался гнев;
- Кто сказал вам, что это его, что это им написано? Нет, нет, это
клевета! Это шутки его товарищей...
Но вскоре серенькая старушка, похожая на самку воробья, говорила о
человеке шумной славы, о философе, искуснейшем диалектике и талантливом
поэте тоном матери, встревоженной поведением сына.
- Вы знаете, - даже самого Христа Дьявол соблазнял славою земной.
Эти слова она сказала как бы утешая кого-то и так вопросительно, поч-
ти умоляюще посмотрела на меня, что я счел нужным откликнуться ей:
- О, да...
- Он слишком тяготеет к людям, потому что добр. Но человек только
тогда силен против соблазнов, когда умеет во всех окружениях оставаться
самим собою. Христос тяготел к людям после того, как укрепил дух свой в
пустыне, а Соловьев идет к ним преждевременно.
Она именовала Соловьева хрустальным сосудом Логоса, святым Граалем,
величайшим сыном века и - ребенком, который, плутая в темной чаще греха,
порою забывает невесту, сестру и матерь свою - Софию, Предвечную Муд-
рость.
- Понимаете? Невесту и мать...
Иногда мне казалось, что в словах Анны Шмит слышу я обиду влюбленной
женщины, даже сентиментальность старой девы, но это мелькало в ее речах
бледненькими искрами, тотчас же заменяясь покровительным отношением к
Соловьеву, как человеку, которым надо руководить на путях жизни.
Понизив голос, она рассказывала как тайну:
- Его соблазняют люди, но еще более настойчиво - черти. Он знает это.
В одном письме он пишет, что черти заглядывают в окна к нему, а один да-
же спрятался в сапог и всю ночь сидел там, дразнился, шумел...
О чертях она говорила так же просто, как говорят о реальном: тарака-
нах, комарах.
- И еще - слава; слава делает человека актером, - памятно сказала
она. - Если на человека пристально смотрят, он начинает прятаться в раз-
личных выдумках, он хочет быть таким, как приятнее людям. Вы знаете это?
Я, к сожалению, это знал. И все с большим трудом верил ушам и глазам
своим, наблюдая, какие верные мысли горят в душе этого незаметного чело-
вечка. Она снова заговорила о пустыне, о великом значении самосозерцания
и одиночества и говорила на эту тему так много, что, помню, у меня
скользнула мысль: не слишком ли одинок этот человек и не потому ли он
так откровенен со мною?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83