Ручки движенье, кивок головы,
Горлинкой нежной воркуете вы,
Ястребом - мысленно - вьюсь я над вами.
Но, однажды, прочитав такой доклад лицеиста, она задумчиво сказала:
- А мне его жалко!
Помню, - я пожалел не его, а она с этой минуты перестала читать дак-
тили вслух.
Поэт, коренастый парень, старше меня года на четыре, был молчалив,
очень пристрастен к спиртным напиткам и замечательно усидчив. Придя в
праздник к обеду в два часа дня, он мог неподвижно и немо сидеть до двух
часов ночи. Он был, как и я, письмоводителем адвоката, весьма изумлял
своего добродушного патрона рассеянностью, к работе относился небрежно и
часто говорил сипловатым басом:
- Вообще, - все это ерунда!
- А что же не ерунда?
- Как вам сказать? - спрашивал он задумчиво, поднимая к потолку се-
рые, скучные глаза, и - не говорил ничего больше. Он был как-то особенно
тяжело и словно напоказ - скучен, это более всего раздражало меня. Напи-
вался он медленно; пьяный иронически фыркал носом, - кроме этого, я ни-
чего особенного не замечал в нем, ибо - существует закон, по силе кото-
рого, с точки зрения мужа, человек, ухаживающий за его женой, всегда
плохой человек.
Откуда-то с Украины богатый родственник присылал лицеисту по пятьде-
сят рублей в месяц; - большие деньги в то время. По праздникам лицеист
приносил жене моей конфекты, а в день ее именин подарил ей часы-бу-
дильник, - бронзовый пень, а на нем сова терзает ужа.
Эта отвратительная машина всегда будила меня на час и семь минут
раньше, чем следовало.
Жена, перестав кокетничать с лицеистом, начала относиться к нему с
нежностью женщины, которая чувствует себя виновной в нарушении душевного
равновесия мужчины. Я спросил, чем, по ее мнению, должна окончиться эта
грустная история?
- Не знаю, - ответила она. - У меня нет определенного чувства к нему,
но - мне хочется встряхнуть его. В нем заснуло что-то, и, кажется, я
могла бы его разбудить.
Я знал, что она говорит правду, - ей всех и каждого хотелось разбу-
дить, в этом она очень легко достигала успеха: разбудит ближнего - и в
нем проснется скот. Я напоминал ей о Цирцее, но это не укрощало ее
стремления "встряхивать" мужчин, и я видел, как вокруг меня постепенно
разрастается стадо баранов, быков и свиней.
Знакомые великодушно рассказывали мне потрясающие мрачные легенды о
семейном быте моем, а я был прямодушен, груб и предупреждал творцов ле-
генд:
- Я буду бить вас.
Некоторые - лживо оправдывались, обижались - немногие и не очень. А
женщина говорила мне:
- Поверь, грубостью ничего не достигнешь, только еще хуже станут го-
ворить. Ведь ты - не ревнуешь?
Да, я был слишком молод и уверен в себе, для того, чтобы ревновать.
Но - есть чувства, мысли и догадки, о которых говоришь только любимой
женщине и не скажешь никому больше. Есть такой час общения с женщиной,
когда становишься чужим самому себе и открываешь себя пред нею, как ве-
рующий пред Богом своим. Когда я представлял себе, что все это - очень и
только мое - она в интимную минуту может рассказать кому-то другому, мне
становилось тяжело, я чувствовал возможность чего-то очень похожего на
предательство: может быть, это опасение и является корнем ревности?
Я чувствовал, что такая жизнь может вывихнуть меня с пути, которым я
иду. Я уже начинал думать, что иного места в жизни, кроме литературы, -
нет для меня. В этих условиях невозможно было работать.
От крупных скандалов меня удерживало то, что на ходу жизни я выучился
относиться к людям терпимо, не теряя, однако, ни душевного интереса, ни
уважения к ним. Я уже и тогда видел, что все люди более или менее грешны
перед неведомым богом совершенной правды, а перед человеком особенно
грешат признанные праведники. Праведники - ублюдки от соития порока с
добродетелью, и соитие это не является насилием порока над добродетелью
- или наоборот, - но естественный результат их законного брака, в кото-
ром ироническая необходимость играет роль попа. Брак же есть таинство,
силою которого две яркие противоположности, - соединяясь, - рождают поч-
ти всегда унылую посредственность. В ту пору мне нравились парадоксы, -
как мороженое маленькому мальчику - острота их возбуждала меня, как хо-
рошее вино, и парадоксальность слов всегда сглаживала грубые обидные па-
радоксы фактов.
- Мне кажется, будет лучше, если я уеду, - сказал я жене.
Подумав, она согласилась:
- Да, ты прав! Эта жизнь - не по тебе, я понимаю!
Мы оба немножко и молча погрустили, крепко обняв друг друга, и я уе-
хал из города, а вскоре уехала и она, поступив на сцену. Так кончилась
история моей первой любви, - хорошая история, несмотря на ее плохой ко-
нец.
Недавно моя первая женщина умерла.
В похвалу ей скажу: это была настоящая женщина!
Она умела жить тем, что есть, но каждый день для нее был кануном
праздника, она всегда ждала, что завтра на земле расцветут новые, нео-
быкновенные цветы, откуда-то придут необычно интересные люди, разыграют-
ся удивительные события.
Относясь к невзгодам жизни насмешливо, полупрезрительно, она отмахи-
валась от них, точно от комаров, и всегда в душе ее трепетала готовность
радостно удивиться. Но это уже не наивные восхищения институтки, а здо-
ровая радость человека, которому нравится пестрая суета жизни, трагико-
мически запутанные связи людей, поток маленьких событий, которые мелька-
ют, как пылинки в луче солнца.
Не скажу, чтобы она любила ближних, - нет, но ей нравилось рассматри-
вать их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83